Начальник тюрьмы пригласил сотрудника ГДЕА в свой кабинет.
— Все это очень прискорбно, многоуважаемый, но ни предвидеть этого, ни отвечать за это я не могу. Не кто иной, как ваши начальники решили показать заключенному номер шестьсот два этот листок. Он начал буйствовать. Надзиратель подумал: а кто здесь время от времени не буянит. Но потом решил взглянуть на вашего подопечного. Похоже, он опоздал. Мы вызвали врача, тот велел Карнеадеса немедленно увезти. В больницу Для душевнобольных. Врач утверждает, что случай серьезный.
Когда к вилле подъехал «остин», доктор Монастериотис сидел у окна. Доктор не удивился и не стал задавать вопросов, когда Дафна попросила разрешение осмотреть комнату его жильца, сразу же дал ей запасной ключ.
Ящики стола она просмотрела быстро. В правом нижнем лежали четыре бутылки из-под виски, что само по себе было достаточно любопытно, а в правом верхнем — конверт с большим количеством купюр и пистолет. В левом нижнем ящике — пачка писчей бумаги и копирка. Дафна взяла в руки копирку. Неиспользованная. Под столом стояла корзина для бумаги. Дафна посмотрела — корзина пуста. Скорее случайно, чем повинуясь внутреннему побуждению, она, встав на стул, посмотрела на шкаф. Какой-то сверток. Пододвинула к себе линейкой. Портрет… Портрет Галиноса, сделанный уверенной рукой…
Она не стала долго размышлять. Спрятала портрет под пальто, еще раз выдвинула правый ящик стола и достала пистолет. Снова задвинула ящик и пошла к двери.
В коридоре стоял Монастериотис. Она положила ему руку на плечо:
— Вы ничего не видели, понимаете? Так будет лучше. Никогда и ничего не видели, даже если вас станут убеждать, будто тот или иной человек уже давно во всем признался. Вы не видели ничего. Вы меня понимаете, друг мой?
Доцент разбирался не только в патологии глаза. Он внимательно посмотрел на женщину. Волю, железную волю выражало это лицо.
— Мы понимаем друг друга, Карина Герекос. Как всегда. И так оно будет и впредь.
Вначале известие, услышанное в тюрьме Генти-Куле, всполошило Галиноса, но чем дольше он размышлял, тем больше преимуществ находил в создавшемся положении. Что ж, Юлиан провалился. Его тезис: если мы не сломаем человека побоями, его доконает время, — оказался несостоятельным. Собственно, это давно доказано. Если люди не поддаются изощренным пыткам, они не теряют душевного равновесия и в камере-одиночке, в темноте, при пониженных рационах пищи. Юлиан уверял всех, что его метод обеспечит полный успех. И что же — полный крах! Лишь один человек в Салониках способен справиться со здешними коммунистами. Он, Х211.
Это льстит самолюбию, но нужно быть до предела внимательным. Если он свое упустит, никто не вспомнит о провале Юлиана. Наоборот, ему, Х211, еще поставят в вину и безумие Карнеадеса, хотя, видит бог, не он показал ему статью в газете. Нет, все должно идти как по писаному, риск должен быть сведен до минимума.
Галинос поехал в полицейское управление. Юлиана на месте не оказалось, и он поручил одному из сотрудников передать старшему комиссару, чтобы сегодня вечером тот послал трех молодых полицейских, которых еще никто в лицо не знает, в таверну напротив автобусной остановки. Пусть они сидят там и попивают винцо. Никакой самодеятельности, в дело вступят, когда он подаст знак.
Уже стемнело, когда Цацос и Ставрос вернулись в город. Ставрос поехал за Арисом. Плохо только, что Ариса может не оказаться дома.
— Будь у тебя нормальная машина, ты мог бы отвезти меня к Арису, — бурчал Ставрос. Цацос втянул голову в плечи. Вечно одно и то же. Всегда они его упрекают за эту машину. Но и то правда — на таком шикарном лимузине в рабочий квартал не поедешь.
— Возьми такси.
— Если ты считаешь, что на такси там разъезжают каждый день, ты глубоко ошибаешься. Но мне ничего другого не остается, — сказал Ставрос.
Выйдя из «ягуара», он отправился домой. Ильва рассказала ему о нежданном госте. Ставрос слишком хорошо знал свою жену, чтобы предположить, будто она это выдумала. Он поспешил в кафе «Пекинос». Ильва подробно описала ему незнакомца, и вскоре мужчины сидели за одним столом. Всю жизнь говорившие на одном языке, они быстро поняли друг друга.
— Да, товарищ Галинос здесь, но у нас есть основания пред полагать, что он с нами не вполне откровенен. Его арестовали, а потом он бежал. С этого все и началось.
— Я никогда не слышал, чтобы кому-то удалось бежать из Генти-Куле…
— Не из Генти-Куле… из Кастории… Там произошла катастрофа.
Афинянин, человек осторожный и бдительный, так и встрепенулся при этих словах. Как? Касторийское озеро?.. Катастрофа?.. Ставрос взглянул на часы. Самое время ехать за Арисом.