— Открой люк и покажись, Пётр.
Он повиновался. На нём была парадная форма астронавтов — чёрная с золотыми звёздами. Выглядел в ней Манфред изумительно, и я впервые подумал, что из него, пожалуй, мог бы выйтк толк.
Для следующего трюка нужно было немалое мужество. А вдруг Манфред запнётся у выхода? Под ним — пропасть в восемьсот метров глубиной. Пейзаж развёрнут, как ковёр. Вот и настал момент истины. Если бы Пётр замешкался, всё пошло бы насмарку. Зритель захохочет. Это фиаско: хохочущий зритель в драматической ситуации. Но Манфред сохранял невозмутимость средневекового рыцаря. Выпрыгнул! Бросился в пустоту, слепо доверяя искусству ямнитов. Король явно отобрал лучших своих людей для обеспечения передачи. Они построили между дископланом и вершиной башни невидимый мост. Пётр шёл над пропастью, а мне хотелось кричать от радости, потому что такого успеха пластивидение ещё не знало. Бедняга Ламач лопнет от злости и зависти, увидев в титрах: режиссёр и оператор Иржи Чутта.
Король воздел к Петру руки, и тот, приблизившись, сжал их.
— Повернитесь лицом к камере и смотрите друг другу в глаза, — скомандовал я, одновременно давая знак королевским телекинетикам. Аппаратура стала стремительно снижаться. — Быстрее, быстрее!
Зритель переживает потрясение: башня буквально отскочит от него, одновременно дископлан исчезнет в зените. Именно в этот момент телекинетики начнут заново строить город. В кадре панорамой расстилался серебристый туман. Зритель примет его за испарения, а на самом деле к площадке приближались десятки тысяч модулей. Музыка загремела, модули усыпали небо, словно звёзды. — Быстро назад! — И мы летели обратно к башне, а модули рассыпались веером. Кристаллы, пузырьки, мотыльковые крылья стремились к башне, как пчёлки в улей. Иногда модуль попадал в кадр, и незнакомые лица смотрели на нас сквозь полупрозрачные стены. Неподвижные и смеющиеся, внимательно-насторожённые и озабоченные. Секунда — и модуль улетел, и снова открылся вид на россыпи модулей, соединявшихся и распадавшихся в пути, так как каждый летел со своей скоростью.
По лбу катился пот и слепил глаза. Скулы ныли, потому что я крепко сжал зубы. Пока всё идёт хорошо, пока… Успех зависел от последней сцены. Телекинетики обещали оставить отверстие в здании-городе, чтобы мы могли снимать Манфреда с королём внутри. Но для этого надо обладать прямо-таки сверхъестественным чувством пространства. Кто же разберётся в окружающем хаосе? Но они разобрались! Город был почти полностью достроен, запоздавшие кристаллические соцветья спешили издалека. Через отверстие мы наблюдали, как в зале для приёмов король с Манфредом, повернувшись к камере, выразительно жестикулировали. Сцена будет снабжена комментарием диктора во всех студиях всех восьмидесяти шести планет, охваченных Сетью.
Мы быстро сняли сцену аудиенции, без репетиций, той же камерой, какой снимали только что в двенадцати километрах отсюда. Я лопался от гордости. Такого пластивидение ещё не знало. Потом король представился нашим зрителям, произнёс занудную речь, синхронно переведённую птицей. Здешний аналог пластивидения показал свою программу, составленную из банальных сюжетов о красотах природы и столиц остальных государств Трувии. Эта часть передачи меня не устраивала, так как я знал вкусы наших зрителей, но Вир III настоял на своём. Заключительная сцена получилась лучше. Я уговорил короля показать выступления танцовщиц и танцовщиков и снял балет не хуже Ондры Буриана. Король с Манфредом завершили передачу, длившуюся тридцать минут — максимальное время, отведённое для трансляций из космоса. Думаю, мы заслужили это тем, что нарушили закон Иоганссона.
Колени подо мной подгибались, девушки выглядели, как после турпохода, но мы встряхнулись, поблагодарили друг друга, в то время как к нам по воздуху плыли сосуды с вином и сладостями. Люда показала королю видеозапись передачи — она была великолепна. Мы поздравляли короля, а Манфред, потрясённый, не мог произнести ни слова и лишь улыбался с отсутствующим видом. Думал, наверное, что теперь-то путь к капитанским погонам, униформе астронавта и Бриллиантовым Орлам открыт. Вир III что-то говорил, но мы не понимали ни слова, так как птица охрипла, потеряла голос и теперь грустила в углу. Я узнал от Манфреда, что Фукуда улетел обратно, видимо, жаловаться. Мне стало жарко. Наша Профкоманда нарушила инструкции, Фукуда летел зря. А ведь такой полёт за границу шести тысяч парсеков стоит бешеные деньги. Если нас заставят платить, даже наши правнуки не рассчитаются. Отвечает за всё, конечно, режиссёр, но и я влип, ведь я же его ассистент и вдобавок снял другую передачу. Но вскоре тревоги оставили меня: будь что будет!