— Лучше слушай своего деда или Константина Петровича. Они точно высчитали, когда твой штурман вернется из дальнего плавания.
— Он не вернется… при нас…
— Это почему же?
— Ты не поймешь. Звездочка! Это очень страшно! То, что я узнала.
Надя дрожала, озноб бил ее. Кассиопея крепче прижала подругу к себе, обняв одной рукой.
— Все дело в тех находках, которые сделал Никита и люди прошлого века на реке Вашке. Это у нас на севере. Там был найден обломок инженерной конструкции неземного происхождения, сделанный из сплава редкоземельных металлов.
— Ну и что в этом страшного? — спросила Кассиопея, гладя подружку по голове.
— Ты слышала когда-нибудь про атомные часы? Время там отмечается количеством распавшихся радиоактивных элементов. Еще в прошлом веке таким способом научились измерять время с точностью до четырнадцатого знака. Почти в любом земном или космическом веществе есть радиоактивные элементы, по которым можно судить о его возрасте.
— Предпочитаю, чтобы мой возраст определялся иным способом: по внешнему виду, а позднее — по числу детей. Но у меня их не будет, сколько бы Бурунов ни просил.
— В вашкской находке в 1976 году обнаружили торий и по следам его распада установили возраст сплава редкоземельных элементов в десятки лет. А теперь, снова вернувшись к нему, более точным способом — в сто семьдесят лет. Это означает, что он был сделан в 1906 году. Это мне только вчера Никита сообщил, не подозревая, что сам произнес себе приговор!
— Какой приговор? Ничего не понимаю!
— Пойми, Звездочка! Все очень просто. Взрыв в Тунгусской тайге произошел в тысяча девятьсот восьмом году. После установления идентичности состава вашкской находки с отложениями редких элементов в годичных кольцах уцелевших в эпицентре взрыва деревьев сомнения в том, что тунгусское тело было инопланетным кораблем, исчезло. К тому же вашкский кусок был найден на точном продолжении траектории тунгусского тела: его отбросило во время взрыва в том же направлении, в котором летел перед гибелью космический корабль. Выходит, звездолет с другой планеты взорвался всего через два года после его сооружения.
— Ну и что?
— А то, что он не мог за эти два года преодолеть расстояние в десятки и сотни световых лет от других звезд с их обитаемыми планетами до Земли.
— Но ведь долетел же их звездолет! Константин Петрович говорит, что звездолет может развить любую скорость.
— Долетел, потому что достиг скорости света, когда по теории относительности время останавливается. Он, разогнавшись, мог преодолеть любое расстояние без затрат своего времени. Так следует из теории относительности, которая оказалась верной. И предел скорости, а главное, сокращение времени при скорости света существуют!
— А тебе-то что? Ты чего страшишься?
— Страшусь того, что Никита, вылетев на звездолете и достигнув скорости света, будет жить при остановившихся часах.
— Так что, они часы починить не смогут?
— Не часы остановятся, а время. У них на корабле этого не заметят. А для нас с тобой пройдут десятилетия. Я стану дряхлой старушкой. Он, потягиваясь после сна, только утреннюю разминку будет делать, и, когда закончит ее, меня уже похоронят… и тебя тоже… и всех нас…
— Это лунная ночь нагнала на тебя страхи. Ложись спать. Я лягу вместе с тобой, чтобы тебе не было страшно.
— Звездочка, милая, как ты не поймешь! Это же все правда! Я могу потерять Никиту, если завтра не оповещу весь мир о трагической ошибке современной науки, отказавшейся от предупреждений теории относительности. Звездный рейс надо отменить! Никита должен остаться со мной!
— Постой, постой! Как ты сказала? Сообщить всему миру с трагической ошибке ученых? Это каких же ученых? Твоего деда, академика Зернова, и его первого ученика, профессора Бурунова? Это уже меня вплотную касается! Ты понимаешь, что говоришь?
— Прекрасно понимаю. Потому я и в ужасе.
— Теперь и я готова ужаснуться. Скомпрометировать собственного деда, разоблачить моего Бурунова, лишить его профессорского звания, превратить в научное ничтожество! Нет, дорогая моя! Я этого не допущу.
— Как это не допустишь?
— А вот так!
Кассиопея вскочила, проворно забрала со стула всю Надину одежду, захватила ее туфли и выскочила за дверь, заперев ее снаружи на ключ. И через дверь крикнула:
— Из-за своей блажи ты готова и меня сделать несчастной! Не получится! Тигрицу лучше не трогать, когда дело касается ее детенышей, а Константин Петрович на них рассчитывает. Улетит твой Вязов, утешишься с любым из твоих воздыхателей, которых у тебя не меньше, чем у меня. Вот так! — И каблуки Кассиопеи застучали по жалобно заскрипевшим ступенькам.
Надя расплакалась. Она никак не ожидала такой выходки от лучшей подруги.
Если попробовать вырваться из закрытой комнаты, поднимется шум в доме, проснется больной дед, да и мама рассердится. Но ведь для того чтобы задержать звездный рейс, надо действовать немедленно!
Эта мысль поразила Надю. Действовать немедленно! Как жаль, что она не совершила свой подвиг зрелости и не получила браслет личной связи, а значит, не может вызвать Никиту! Ближайший аппарат связи, не считая дедушкиного, лишь на заброшенной железнодорожной платформе «55-й километр». Это не так уж далеко, но…
Надя полезла под кровать и достала заплечный футляр с любимым дельтапланом. Потом Надя, взобравшись на подоконник и держа в руках тонкую трапецию дельтаплана, нажала кнопку и словно выстрелила сложенным аппаратом в пустоту. Там, вверху, он раскрылся с легким звоном, как зонтик, натянув подвески трапеции.
Несколько секунд она, казалось, падала в овраг, но, подхваченная восходящим потоком «парного» воздуха, стала набирать высоту.
Выше, выше… По прямой от старой железнодорожной платформы, заброшенной после установления пригородного взлетолетного сообщения, не так уж далеко — километра три, не больше.
Надя долетела до Вори. Здесь воздушный поток снова подхватил ее и поднял над верхушками деревьев. Вот уже видна древняя насыпь железнодорожного полотна с блестящими в лунном свете полосками рельсов.
Надя приземлилась у самой платформы.
Сложив крылья дельтаплана, она поднялась по ступенькам и подбежала к будке с аппаратом связи.
Хорошо, что плата за пользование им давно отменена. Ведь в ночной сорочке у Нади не было ни крупных, ни мелких монет!
Никита Вязов, разбуженный неожиданным звонком Нади, был поражен ее требованием немедленно лететь на платформу «55-й километр», потому что «она здесь босиком, в одной сорочке, замерзла, и это касается всего человечества»!
— Надеюсь, всего одетого человечества? — осведомился Никита. — А если не отличаться от него?
— Я не могу. И мне холодно. Я убежала из дому.
— А теперь вместе будем в бегах?
— Конечно. У вас есть взлетолет для экстренных нужд. Попроси его у Георгия Трофимовича. Вы же спасатели!
— Но для этого нужно считать себя затерянной в космосе. Правда, и земной шар летит в космосе, так что, пожалуй, вызов можно обосновать.
В ответ Надя всхлипнула и выключила связь.
Чтобы пролететь пятьдесят километров, Вязову потребовалось всего четверть часа. За это время Надя успела замерзнуть от предутренней прохлады на заросшей травой скамеечке. Никита еле разглядел ее в сгустившемся тумане. Подойдя к Наде, он сказал:
— Вот в такой воинственной позе и надо спасать человечество!
— Мне холодно, — только и могла выговорить Надя.
— Приглашаю совершить подвиг в кабине взлетолета. Там теплее.
— Нет, — решительно сказала Надя. — Выслушай меня здесь!
— Может быть, если надеть мою куртку, твоя речь прозвучит убедительнее?
— А ты останешься без куртки?
— Как в космосе обойтись без парадной куртки?
— Ее ты больше не получишь!
— Как так? — удивился Вязов.
— Вот так! — В голосе Нади прозвучала недавняя интонация Кассиопеи. — Не по-лу-чишь! Потому что никуда не полетишь!
— Если только в этом смысл моей ночной спасательной операции, то головы мне не сносить. Бережной снесет.