Еще секунда — и отец Браун, который в это время повернулся спиной к хозяину, мог бы упасть замертво. Фламбо не был вооружен, его крупные загорелые руки покоились на краю длинной скамьи. Внезапно плечи его напряглись, и он занес чугунную громаду высоко над головой, словно топор палача, готовый вот-вот опуститься. Вертикально вставшая скамья вызывала в воображении железную лестницу, по которой он будто намеревался взобраться к звездам, приглашая за собой всех остальных. Долговязая тень в мягком полумраке сумерек напоминала фигуру сказочного великана, размахивавшего Эйфелевой башней. Ошеломленный этой фантастической картиной, хозяин гостиницы даже не сразу осознал, что в следующий момент на него обрушится страшный удар. Бросив плоский, блестящий кинжал, он скрылся в недрах дома.
— Бежим скорее! — крикнул Фламбо, яростно отшвыривая ставшую ненужной чугунную скамью.
Он подхватил под руку своего низкорослого спутника и потащил его через пустынный сад. Добежав до калитки черного хода, Фламбо пригнулся в напряженном молчании, затем произнес:
— Дверь на замке.
В это время с верхушки одной из декоративных елей слетело черное перо и, задев поля шляпы Фламбо, опустилось наземь. Это испугало его сильнее, чем негромкий хлопок, прозвучавший в отдалении за секунду до того. Последовал еще один хлопок, и дверь, которую пытался открыть Фламбо, дрогнула от всаженной в нее пули. Фламбо вновь распрямил напрягшиеся плечи, фигура его изменила привычные очертания. Три скобы и замок были сорваны в один миг, он вылетел на безлюдную дорожку, подняв над головой дверную раму, подобно Самсону, несущему врата Газы. Он перебрасывал выломанную дверь через изгородь сада, когда третий выстрел взрыхлил снег у его ног. Вез дальнейших церемоний он подхватил маленького пастора, усадил его себе на плечи и помчался в сторону города со всей скоростью, на которую был способен этот длинноногий великан. Так он пробежал около двух миль, прежде чем опустил священника на землю. Бегство друзей трудно было назвать достойным отступлением, хотя оба они вызывали в памяти классический образ Анхиса. Отец Браун расплылся в улыбке.
— Послушайте, — произнес Фламбо после затянувшегося молчания, и они снова перешли на размеренный шаг в одном из переулков, где можно было не опасаться внезапного нападения, — я совершенно не понимаю, что все это значит, но если мои глаза не обманывают меня, тот человек, которого вы так подробно описали, вам не попадался.
— В определенном смысле я встретился с ним, — ответил священник, нервно покусывая палец, — но было так темно,
что я не смог рассмотреть его как следует. Это произошло под той самой деревянной эстрадой. Боюсь, мое описание страдает неточностью, все-таки пенсне было разбито, а тонкая золотая булавка вонзилась не в лиловый шарф, а прямо ему в сердце.
— По-видимому, этот тип с оловянными глазами каким-то образом связан с ним, — заметил Фламбо, понизив голос.
— Мне кажется, если он и имеет ко всему этому отношение, то весьма отдаленное, — с озабоченным видом промолвил отец Браун, — и быть может, я поступил неверно, повинуясь минутному порыву. Подозреваю, что у этой истории имеется тайная и зловещая подоплека.
В молчании они миновали еще несколько улочек. В холодных голубоватых сумерках зажигались желтые фонари, все говорило о приближении центра. Стены домов украшали броские афиши, извещавшие о поединке между Черным Недом и Мальволи.
— Знаете, — сказал Фламбо, — мне ни разу не доводилось убивать, даже в те времена, когда я находился не в ладах с законом, но я почти сочувствую тем, кто пошел на убийство в этих ужасных местах. Из множества забытых Богом уголков особенно надрывают душу такие, как эта курортная эстрада, задуманная для развлечений, а теперь заброшенная. Я представляю себе некую личность с больной психикой, которая в окружении этого издевательски безлюдного пейзажа ощущает непреодолимую жажду убийства. Помню, я бродил среди ваших знаменитых холмов Суррея, не думая ни о чем, кроме жаворонков да кустов полевого дрока, что попадались у меня на пути. Внезапно моему взору открылась круглая площадка, и тут же надо мною вздыбилась безгласная многоярусная громада, колосс, напоминавший римский амфитеатр, и при этом совершенно пустой. Это был стадион в Эпсоме. Высоко в небе парила птица. И я вдруг почувствовал, что ни один человек никогда больше не будет здесь счастлив.
— Как странно, что вы завели речь об Эпсоме, — отозвался пастор. — Вы припоминаете так называемое саттонское преступление? Если память мне не изменяет, оба подозреваемых — впоследствии, впрочем, их освободили — были уроженцами Саттона. Жертва была задушена ими вблизи тех мест, о которых вы говорите. Мне стало известно от одного ирландского полицейского, моего приятеля, что убитого обнаружили на стадионе, тело было спрятано за распахнутой дверью.