Распрощавшись с надеждой на новый загородный дом, мы с женой и домашним зверьем опять поехали на все лето в Лопать. Сказать по правде, за все пятнадцать лет, что мы ездили туда, ни разу не пришлось пожалеть об этом приобретении. В местном пруду и реке водилось много рыбы. Частенько удавалось ловить двух-трехкилограммовых щук и таких же карпов. Мелочь, вроде плотвы, окуней, карасей, мы особо во внимание не принимали. Раздражали местные браконьеры, которые без стыда и совести перегораживали реку и пруд в разных местах длинными сетями и портили всю рыбалку. Своеобразно относились к такому варварству местные власти. Наумыч вскоре к своей должности директора совхоза прибавил выборную должность председателя сельсовета и стал единоличным хозяином села и его окрестностей. Изредка он совершал налеты на «прудовых» браконьеров и забирал у. них сети. Однако когда к нему приезжали гости, он устраивал для них пьянки у костра возле пруда и ловлю рыбы этими же сетями. Регулярно наезжали его приятели из областного УВД во главе с начальником для таких же забав. Местные жители тихо роптали, да что толку.
Кругом села раскинулись смешанные леса, полные грибов. В изобилии они росли даже в лесополосах, одна из которых начиналась прямо от нашего дома. Достаточно было на полчаса зайти в нее, чтобы принести к обеду или ужину штук двадцать-тридцать белых, не считая других грибов. В лес мы с женой ходили не просто «за грибами», а за конкретным их видом, например «за белыми» или «за волнушками», «за опятами», «за груздями». Случалось, что мы шли в молодой сосняк «за маслятами», а по пути, как назло, попадалось много прекрасных молодых белых грибов. Приходилось сжимать зубы и стараться не смотреть по сторонам.
Так проходил дачный сезон. В начале сентября мы возвращались в Москву с грузом домашних консервов и яблок на зиму для себя и семьи дочери. Мама с нами уже не ездила. Она проводила лето на садовом участке дочкиной свекрови недалеко от Москвы. В начале мая мы вновь приезжали в Лопать.
Так шел год за годом без особых перемен. Жители села постепенно вымирали. Совхоз превратился в «товарищество». Стадо сократилось до тридцати коров. Из всей техники сохранились только один потрепанный трактор, сенокосилка и грузовая машина. На всю школу осталось шестеро детей, но она еще работала и директором ее была… Кто бы вы думали? Ну, конечно, жена Наумыча.
С той последней нашей встречи на Кузяковом верху Прохора я больше не видел, что меня очень огорчало. После нашего разговора я часто думал над его словами, но в результате получалось больше вопросов, чем ответов. Я с болезненным нетерпением ждал и даже искал встречи с ним, но Прохор куда-то исчез и в селе не появлялся. Зато в магазин стала изредка наведываться незнакомая мне ранее женщина. Красивая, с тонкими чертами лица, смуглой гладкой кожей. На вид ей было около тридцати лет, но косметикой не пользовалась. Все, что нужно женщине, она получила от природы — четкий рисунок бровей и губ, длинные густые ресницы, мягкий румянец. Одевалась всегда скромно и по погоде. Темные вьющиеся волосы прятала под косынку. Женщина была гармонична и изящна, но старалась не отличаться от местных жительниц. Приветливая и общительная, она сразу завоевала их симпатии. Тем не менее одно качество резко выделяло ее из местного окружения. Глаза! Они были явно крупноваты для ее лица. Шоколадного цвета, яркие и блестящие, без выраженных зрачков, они светились особым внутренним светом. Нет, ее взгляд не был пронизывающим и «читающим мысли». Скорее, он притягивал, обволакивал и завораживал, внушал безграничное доверие и успокаивал. Когда она появлялась, женщины окружали ее плотным кольцом и каждая стремилась рассказать о наболевшем, поделиться своими горестями и радостями.
Когда я впервые встретил взгляд незнакомки, то мгновенно понял, что она также понял, что она знает обо мне и наша встреча еще состоится. Из разговоров с местными я узнал, что зовут ее Лея. Поселились они с мужем недавно на одиноком заброшенном хуторке в пяти километрах отсюда. Хуторок этот приютился где-то на большой поляне среди
леса, и ведет к нему лесная тропа от дороги на деревню Жуковка. Сами они из Москвы, но столица надоела, и, продав квартиру, построили здесь ферму и разводят коз. Хозяйство охраняют две большие и злые кавказские овчарки. Иногда к ним приезжают на машине дети, забирают молоко, домашний сыр и привозят необходимое. В остальном живут автономно — теплый дом, артезианская скважина, электродвижок, радио и даже телевидение. В село Лея приезжает на велосипеде за хлебом и газетами. Селяне, которые посвящали меня в эти подробности, говорили убедительно, в полной уверенности, что так все и есть на самом деле. Но после рассказа почти всегда удивлялись, как это у них под самым носом кто- то отстроился, поселился, да еще организовал ферму. Некоторые напрашивались к ней в гости — «хотя бы одним глазком взглянуть», но Лея всегда изящно и необидно уходила от приглашения. Вскоре от нее отстали.
В селе было несколько коз, но их молоко здесь особой популярностью не пользовалось, разве что его покупали дачники. Но если Лею кто просил, она привозила на своем велосипеде несколько литров молока. Деньги брала — правда, неохотно и по цене ниже, чем продавали местные. Моя жена иногда заказывала у нее молоко, и Лея всегда добросовестно выполняла заказ независимо от погоды.
В отсутствие Прохора я все свои надежды сосредоточил на ней. Но шли дни, недели, а Лея не удостаивала меня хоть каким-нибудь намеком на возможную встречу. Я терял терпение, нервничал, но подойти сам не решался. Наконец долгожданный день настал. Уже с утра я почувствовал, что сегодня должно что-то произойти. Галя ощущала мое непонятное возбуждение, но ничего не говорила. Я тоже молчал. Посвящать ее в свою встречу и разговор с Прохором было невозможно. Еще в тот раз, вернувшись домой вечером, я рассказал ей о странном блуждании по лесу, в котором невозможно заблудиться, и о неожиданном возвращении. Сказал и об остановившемся времени. Однако кроме скептической улыбки и насмешливого определения «фантазер», никакого понимания не добился. Мог ли я теперь, без риска заронить сомнение в своем психическом здоровье, сказать ей о моих ожиданиях?
Я пошел в магазин и возле него увидел Лею. В руках она держала «авоську» с хлебом и газеты. Удивительно, но на этот раз вокруг не было свиты женщин. Повинуясь ее взгляду, я подошел ближе.
— Добрый день, — ее голос был негромок и мелодичен. — Я — Лея. Не будет ли у вас желание посетить нас? Вас приглашают.
— Да-да, конечно, — поспешно ответил я. — Но куда, когда, во сколько?
Лея едва заметно улыбнулась.
— Сегодня, прямо сейчас.
— Да, с радостью, но куда идти?
— Купите, что вам надо, и идите через Колдыбаевку по дороге на Жуковку. Там встретимся.
Она села на свой велосипед и уехала. Я зашел в магазин. Там не было ни одного покупателя. Сделав небольшие покупки, я направился к Колдыбаевке. Было опасение встретить по дороге кого-либо. Мой поход в лес с продуктовой сумкой мог вызвать у людей удивление и последующие разговоры. Но мне повезло, ни один человек не встретился. Я миновал деревеньку и пошел по лесной дороге. Через два километра, за просекой ЛЭП, дорога продолжилась. Когда-то по этой дороге местные помещики ездили в гости друг к другу. Лес здесь изменился. Справа от дороги смешанный, слева — хвойный. Я раньше неоднократно бывал в этих местах. Смешанный лес был неуютный, какой-то «расхристанный», перемежающийся частым кустарником и изрезанный оврагами. Зато чистый, насыщенный светом хвойный лес притягивал к себе и по сезону всегда был полон черникой, брусникой, маслятами, волнушками и груздями.