— Это Лялино, — сказал Роман. — Оно лежало там, в спальне, возле кровати.
Непритязательный александрит с белой прожилкой внутри, похожей на струйку сигаретного дыма…
— Откуда ты знаешь, что кольцо именно ее? — попытался возразить Егор. — Мало ли таких…
И увидел вдруг, что Ромка плачет. Тоненько, по-бабьи, уже не стесняясь и не сдерживаясь.
— Они были любовниками — Лялька и этот… бизнесмен чертов. Я сразу это понял. Там, позади дома, потайная калитка. Я же говорил тебе, говорил, что этот дом полон чертовщины… Ненавижу. Господи, как же я его ненавижу…
Егор в задумчивости покачал головой: да, прав был живчик-импресарио, у компьютерного магната был редкостный дар наживать врагов. Вот и Ромка попал в переплет: подозревал, что невеста ему неверна (хотя какая там невеста — они даже заявление подать не успели), знал о потайной двери…
— И ты ни словом не обмолвился… Мы вчера сидели с тобой здесь, в этой комнате, на полу, и жрали водку, а ты…
— А я молчал. — Ромка повертел в руках недопитый стакан и горько усмехнулся: — Я жарил яичницу, пил водку, слушал рассказы о твоих похождениях — и корчился от боли, потому что Лялькино кольцо жгло меня через карман… Я ведь сразу, как только увидел его на полу в спальне, понял, что Ляля не уезжала ни в какой Мурманск. Она была ночью там, в особняке, она провела эту ночь с Юлием, а наутро исчезла. А сам Юлий откинул копыта через несколько часов. Что бы ты решил на моем месте?
Что Ляля — убийца, подумал Егор, даже не особо удивившись своей догадке. Ляля отравила своего любовника (с мотивами разберемся позже) и скрылась, но перед этим намеренно или по ошибке сама приняла порцию яда. Или ее отравил сообщник, который поджидал ее в машине. Доза мышьяка была небольшой, и Юлий, прежде чем умереть, успел о чем-то пошептаться с телохранителем, озабоченно переговорить с врачом, повздорить с Рудиком Изельманом и взять обещание с Марии не отдавать кому-то там Долину Гераней («он не имеет на нее права, он сам украл ее из могилы…»).
— Что молчишь, друг детства? — спросил Ромка с вызовом. — Считаешь меня предателем?
— О чём ты?
— Ну, я ведь не сказал следователю, что Ляля… — он запнулся. — Что Ляля была любовницей Юлия. Если бы Колчин об этом узнал…
— То что?
— То у него появился бы новый кандидат в убийцы. И Мария уже была бы свободна…
Колчин и так знает, подумал Егор. Только вот Машеньке это не помогло.
…Димка Слон все-таки объявился — это случилось к исходу третьего часа ожидания на промозглом ветру. Егор узнал его сразу: тот выглядел точь-в-точь, как описал посыльный Валерка. Оттопыренные уши, черная «кожа» с рокерскими цепочками и высокие кроссовки. Егор подождал, пока мальчишка распрощается с приятелями и отойдет метров на пятнадцать, и осторожно двинулся следом.
«Объект» беспечно топал впереди, насвистывая саундтрек к фильму «Ночной дозор» и пиная пустую консервную банку. И вдруг проворно нырнул в подъезд обшарпанной пятиэтажки в глубине такого же обшарпанного дворика.
Поразмыслив, Егор решил брать «объект» на выходе. Он вошел в подъезд и затаился меж дверей. Да, тот еще клоповник: облупившаяся темно-зеленая краска на стенах, покрытых «наскальной живописью» — хоть галерею открывай, засиженная мухами лампочка за проволочной решеткой, двери в облезлом дерматине и клочках ваты. Любопытные люди числятся в твоих друзьях, Дима Слон, очень любопытные…
Он простоял так, почти навытяжку, часа полтора. Димка Слон, судя по всему, прочно застрял в гостях. Лестница была пуста: то ли жильцы одновременно отправились в круиз чартерным рейсом, то ли сидели возле телевизоров и смотрели сериал. Лишь однажды мимо Егора деловито протопал коротко стриженный загорелый мужчина с сумкой через плечо — судя по простецкому виду, работяга со стройки. То ли торопится на работу в третью смену (иные частные теремки нынче возводятся, словно во времена оные — оборонные заводы или правительственные дачи), то ли в круглосуточный магазин за углом… Еще через полчаса Егор услышал шаги сверху: на этот раз они были мелкие, семенящие, сопровождающиеся нетерпеливым собачьим повизгиванием.
— Сейчас, миленькая, — увещевал женский голос, — сейчас, моя Кармелиточка, пойдем писаньки…
Нюх и зрение у Кармелиточки (шпица на длинном поводке) оказались весьма острыми, а нрав — отвратительным. То ли унюхав, то ли завидев Егора, она ринулась вперед, заорала что-то победное и вонзила зубки в его щиколотку. Егор зашипел от боли и схватил собаку за загривок.
— Ах ты, пьянь! — бабулька — Кармелитова хозяйка, замахнулась на Егора зонтиком. — Шляется по чужим подъездам, собак ворует…
— А ну, тихо, — с яростью прошипел Егор, вынул из внутренненего кармана удостоверение Союза художников (слава богу, ярко-красного цвета, с маленькими буковками — в полутьме и не разглядишь) и сунул старушенции под нос. — Тихо, я из полиции. Несколько минут назад в подъезд вошел парень лет пятнадцати, худой, дерганый, в кожаной куртке…
— В куртке? — Старушка подхватила орущего шпица на руки и нахмурила брови. — Кармелиточка, девочка, успокойся, дядя тебя больше не тронет… Прыщавый такой и уши здоровенные? Я уж его не первый раз тут вижу.
— К кому он приходит? — строго спросил Егор. — В какую именно квартиру?
— Откуда мне знать? — бабулька задумалась. — Точно, что не к Селиверстовым: эти куркули к себе на пушечный выстрел не подпускают, я однажды к ним зашла соли попросить, так они меня… Может, к тому типу, что снимает квартиру на четвертом этаже?.. Кармелиточка, пойдем, милая…
Четвертый этаж был погружен во тьму. Путем нехитрых логический построений Егор на ощупь отыскал нужную дверь, пошарил по стене в поисках кнопки звонка — не нашел, конечно, какие тут, к черту, звонки. Потом, плюнув на дипломатические тонкости, изо всех сил саданул в дверь плечом — и чуть не полетел носом вперед, потеряв равновесие: дверь оказалась незапертой. Чертова незапертая дверь, до тошноты напоминающая мышеловку. И сам Егор, до тошноты напоминающий самонадеянную мышь…
— Эй, есть кто живой? — крикнул он, шагнул вперед и неожиданно услышал нечто похожее на жалобный всхлип. Звук доносился сбоку, из-за двери (ванная или туалет, подумал он мимоходом). Егор нашарил на стене выключатель и рванул дверь на себя.
Ванная. Такая же старая и убогая, как и дом, давший ей приют, — конечно, иначе и быть не могло, яблоко от яблони, как говорится… Те же темно-зеленые стены, покрытый ржавчиной змеевик, облезлая раковина — и скорчившаяся фигура в кожаной куртке и джинсах, лицом вниз, со связанными за спиной руками. Егор наклонился над фигурой, тронул за плечо — фигура шевельнулась, повернула голову и посмотрела обезумевшими глазами. Живой, слава богу…
Говорить Димка Слон не мог — только мычал, и то вполголоса: рот был заклеен скотчем. Егор подцепил его пальцем и сдернул. Мальчишка взвыл от боли, выгнулся дугой, немилосердно приложившись затылком о трубу, и вдруг заорал:
— Ах ты, урод, ублюдок! Убью!!!
— Тихо, тихо, — нетерпеливо проговорил Егор. — Кто тебя так? Имя? Ну, быстро!
— Откуда я, на хрен, знаю? Он мне бабки обещал, сука, а сам… Ну, поймаю…
— Кто обещал?
— Да мужик этот… Дал адрес, сказал: дело сделаешь — получишь сотню «зеленых», я прихожу, говорю, давай рассчитаемся, а он… Эй, а ты сам-то кто?
— Прохожий. Ты должен был доставить герань в особняк?
— Ну. Слушай, ты меня развяжешь или нет?
— Попозже. Что это был за мужик, какой из себя?… — Егор вдруг немилосердно хлопнул себя ладонью по лбу. — Короткая стрижка, сумка через плечо, похож на рабочего со стройки?
— А ты откуда знаешь?
Егор поднялся и шагнул к выходу.
— Посиди смирно, за тобой придут.
— Эй, — возмутился Димка. — Ты куда? Куда ты, мать твою?!
Держась за перила, Егор ссыпался вниз по лестнице, выбежал из подъезда, огляделся — пусто. Он пересек двор, пробежал арку, вылетел на улицу… Только фонари, горящие не подряд, а через один, и фары вдалеке, метрах в ста, два белых слепящих круга. Через несколько секунд круги трансформировались в бежевую «девятку». Машина поравнялась с Егором и неожиданно взвизгнула тормозами. И даже услужливо отворила дверцу со стороны пассажира.