Пошло долгое соло саксофона… Напротив Макарова сидела маленькая девочка и ела мороженое. Макаров тряхнул головой. Видение исчезло.
— Что, воображение пошаливает? — понимающе усмехнулась Фанни.
«Откуда она знает?» — поразился Макаров.
— Я чувствую, — сказала Фанни. — Я все чувствую. Как кошка.
— Ненавижу кошек, — злобно пропищал карлик. — Мерзкие твари.
И тут вдруг в зале неизвестно откуда появился огромный черный дог. Страшно зарычав, он бросился на Фанни. Она словно бы ждала этого. Раздался выстрел. Собака упала замертво. Из простреленной головы потекла кровь.
Саксофонист, перестав играть, соскочил с эстрады и подбежал к убитому догу. Присев на корточки, он бережно положил собачью голову себе на колени.
— Ты! — выплюнул саксофонист в сторону Фанни. — Ты!..
— Очень сожалею, — холодно произнесла Фанни, убирая пистолет в сумочку. — Сколько я вам должна?
— Я не продаю друзей, — с нехорошей усмешкой ответа саксофонист. — Тем более — мертвых.
Лысый карлик, схватив убитого пса за задние лапы, поволок его в посудомойку. По зеркальному полу тянулся кровавый след. Танцы возобновились, будто ничего и не произошло.
Зал сотрясали звуки музыки. Крутились блестящие шары под потолком.
— Этого они мне никогда не простят, — прошептала Фанни.
Макаров услышал.
— Кто не простит? — спросил он.
Фанни не ответила.
За дверями посудомойки образовался какой-то сгусток опасности. Макаров ощущал его как гнойный нарыв, который вот-вот прорвется…
— По-моему, нам пора сваливать, — тревожно сказал Макаров.
К столику с решительным видом приближалась барменша-гермафродитка.
— Послушай, мужик, — грубо схватила она Макарова за отвороты пиджака. — Ты дал фальшивую купюру. Пойдем разберемся.
— Какую еще купюру?! Я даже к бару не подходил!.. — Макаров попытался вырваться из цепких рук барменши. Но не тут-то было.
В зале тем временем появились крепкие ребята.
Нельзя было терять ни секунды.
Макаров вскочил, роняя стул, и резко ударил барменшу ногой в пах.
— Бежим! — крикнул он Фанни.
И они выскочили в дождливую ночь.
Ночь поглотила их без остатка. Они растворились в густой смеси тьмы и тумана. И те, кто выбежал вслед за ними, растерянно замерли у входа, напряженно вглядываясь в непроницаемую стену мрака…
А женщина-кошка и старый писатель брели по кривым улочкам, не видя себя и друг друга. И только нудный дождь, оседая на лицах моросью, косвенно давал им понять, что они все еще существуют на этом свете.
Фанни и Макаров шли молча, словно были тысячу лет знакомы и обо всем давным-давно переговорено.
— О чем вы думаете? — немного погодя все же спросил Макаров.
— Ни о чем, — призналась Фанни. — Я вообще редко думаю. Я живу инстинктами.
Они опять замолчали. В рваном просвете туч показалась желтая луна. Рядом с ней мерцали далекие звезды. Из редеющего тумана стали выплывать странные металлические конструкции, похожие на доисторических животных, ветхие дома, ржавые вагоны старинных электричек с выбитыми стеклами; рядом с вагонами в одну кучу были свалены телефонные будки — тоже старинные, ржавые, и тоже без стекол… Вдалеке закричала невидимая птица. А где-то совсем близко ударил колокол, и его незатухающий гул надолго повис в сыром воздухе ночи.
В молчании они прошли мимо магазинчика женского белья. За стеклом витрины лежала голая женщина с оторванной ногой. Она умоляюще смотрела на Макарова. Макаров ускорил шаг, убеждая себя, что это манекен.
Город словно вымер. Хотя, в сущности, было не так уж и поздно. Скорее, наоборот — было рано. «Ведь сейчас день, а не ночь, — дошло вдруг до Макарова. — Почему же так темно?»
Не сговариваясь, Макаров и Фанни посмотрели друг на друга.
— Я вам никого не напоминаю? — с улыбкой спросила Фанни.
— Нет, — тоже улыбнулся Макаров.
— Я похожа на кошку.
— На кошку?
— Да. У меня даже маленькие усики есть. Их не видно, но они есть. Хотите потрогать?
Макаров провел пальцами по мокрым от дождя губам Фанни.
— Чувствуете?
— Чувствую.
Они вышли к озеру и побрели вдоль берега, по усеянному мусором и дохлой рыбой песчаному пляжу.
Прогулка начинала их тяготить. И как только они это поняли, так сразу же оказались возле своего дома. Вошли в подъезд и, забравшись в узкую, словно гроб, кабинку лифта, захлопнули за собой дверь. Свет не горел. Фанни нажала кнопку. Натужно загудев, кабинка поползла вверх.
— Вы нажали наудачу? — спросил Макаров.
В темноте послышался легкий смешок.
— Если б я жала на удачу…
С опозданием засветилась тусклая лампочка на потолке. Кабинка еле двигалась. Фанни в упор смотрела на Макарова.
— У вас светло-голубые глаза, — сказала она.
— Ну и что?
— У большинства маньяков-убийц такие глаза.
— Лично я никого не убивал, — с искусственной веселостью ответил Макаров. — Честное слово.
Фанни не приняла его тона.
— У каждого есть свой скелет в стенном шкафу, — произнесла она и, помедлив, добавила: — Или убитая девочка в подвале.
Сердце Макарова бешено заколотилось. Лифт замер.
Они приехали.
Фанни вкатила в комнату портативный бар. Затем, ненадолго исчезнув в кухне, принесла оттуда две большие тарелки с жареным мясом.
— Ешьте руками, — сказала она, ставя тарелки на низенький столик.
— Руками? — переспросил Макаров. — У вас нет вилок?
— Есть. Но меня возбуждает вид мужчины, который хватает мясо руками.
Она включила музыку.
— Это блюз? — спросила Фанни.
— Не знаю, — ответил Макаров.
— Это блюз, — повторила Фанни уже с утвердительной интонацией.
— Вполне возможно. — Макаров опрокинул в себя стопку. Виски обожгло горло.
— А вы знаете, что такое блюз?
Макарова уже начинало нервировать повторение одного и того же слова. Он опрокинул в себя еще стопку.
— Не знаю.
— Блюз — это когда хорошему человеку плохо.
«Слова, слова… — подумал Макаров, закрывая глаза. — Как я устал от слов…» Фанни продолжала что-то говорить, но теперь Макаров воспринимал не значение ее фраз, а как бы их внешний вид. Они виделись ему в форме пауков, стоящих враскоряку на кривых мохнатых лапках.
Макаров открыл глаза. Пауки исчезли. Напротив него сидела Фанни.
— Мне кажется, — сказала она, — что хорошую книгу может написать только хороший человек.
Макаров поправил:
— Хорошие книги пишут не хорошие люди, а хорошие писатели.
Пронзительно зазвонил телефон. Одновременно с этим на улице раздался злобный лай собак.
Макаров сделал движение снять трубку.
— Не надо! — поспешно воскликнула Фанни. — Не снимайте.
Телефон звонил долго-долго. Макаров нервно барабанил пальцами по столу. Фанни заразила его своим беспокойством.
Наконец, после томительной паузы, Фанни тихо произнесла:
— Я не хочу причинять никому зла. — И, немного помолчав, добавила: — Впрочем, делать добро мне тоже не хочется.
— Чего же вы хотите? — Макаров сунул кончик сигареты в пламя зажигалки.
— Мои желания просты, — ответила Фанни. — Я хочу, чтобы зимой шел снег, а не дождь.
— И все?
— И все.
— Представляю, как вам грустно. Ведь этой зимой — сплошные дожди.
Фанни передернула плечами.
— Да нет. Мне очень даже весело. Особенно если учесть, что дог, которого я пристрелила, был вовсе не дог.
— А кто? — спросил Макаров.
— Кто… — с горькой усмешкой повторила Фанни.
Макаров вдруг словно бы в прострацию впал. С ним такое частенько случалось. Возьмет ни с того ни с сего — и унесется в бескрайний Космос. А тело оставит. Вот и сейчас — взял и унесся. Огляделся. А Земли-то нет! Нет Земли!..
— Эй, очнись, — вернул Макарова назад голос Фанни.