— Он ниндзя, — сказал «сыщик». — Не такой, как те, в «Игуане», а настоящий.
30 часами ранее. Улица Уточкин Пруд
— Опять вы? — без выражения спросила женщина.
С тех пор, как Алеша увидел ее впервые, она не изменилась ни на йоту: тот же простенький ситцевый халат, косынка на голове, тапочки на босу ногу… Только глаза казались, пожалуй, посветлее прежнего, будто выцвели за неполные сутки.
— Простите, — сказал Алеша. — Я все понимаю… Но, пожалуйста, мне очень нужно осмотреть гараж Андрея.
— Зачем?
— Хочу вычислить убийцу.
— Моего Андрюшу этим не вернешь.
Алеша промолчал. Молчала и Софья Петровна — еще минута, и «сыщик» бы не выдержал, ушел восвояси. Однако она сказала:
— Пойдемте, — и сняла ключи с гвоздика.
Они спустились во двор. Стояла теплынь, по обыкновению вились комары (нуда, пруд рядом), и пенек перед «стойлом» носил следы недавнего пира: пара пустых пивных банок, жестяная тара из-под шпрот и безалаберно брошенная краюшка хлеба. Софья Петровна собрала мусор в кучу (Алеша помог) и бросила в урну у подъезда. Подошла к гаражу, сунула ключ в замочную скважину и одновременно повернула ручку, освобождая защелку. Алеша внимательно проследил за ее действиями, задумчиво почесал затылок и спросил:
— А дверь, что, всегда открывается вот так — без скрипа?
— Андрюша часто петли смазывал, — без удивления отозвалась женщина. — Он вообще был аккуратным — во всем, что касалось этого его… «стойла». И за мотоциклом ухаживал, как за живым… — она провела ладонью по вытертому кожаному сиденью. — Хотела продать — рука не поднялась. Все кажется: придет Андрюша, спросит… Что я ему скажу?
Алеша медленно вышел наружу. Дотронулся рукой до нагретой за день гаражной двери, аккуратно подергал ручку и спросил:
— Не помните, когда Андрей поставил этот замок?
— Недели две назад, — отозвалась Софья Петровна. — Потом обнаружил, что поставил вверх ногами, а переделывать не захотел: пусть, мол, так и останется, — она вытерла руки о передник. — Ну что, помогла я вам?
— Да, — сказал «сыщик».
Суббота, 23.40
Два габаритных огня впереди вдруг слились в один: лексус явно уходил в отрыв.
— Куда же он торопится? — пробормотал Оленин. — Клуб «Рэй» далеко, дом Зарубина еще дальше, Сандалов живет вообще в другой стороне… А ты что молчишь? — не с того ни с сего набросился он на Алешу. — Хоть какие-то соображения есть?
— Я думаю, — отозвался тот, напряженно вглядываясь в экран. — Сейчас впереди Фестивальная, затем Набережная… Сергей Сергеевич, он туда и стремится.
— На Набережную? — озадачился майор. — Хочет уйти на левый берег? Но там нет моста, мост километрах в пяти, южнее…
— Он не хочет уходить. Он хочет покончить разом — и с собой, и с Зарубиным. Проломить парапет — и в воду.
Сергей Сергеевич потянулся к телефону.
— Дежурный? Майор Оленин из областного управления. Преследую автомашину «Лексус» черного цвета, госномер «Анна, три четверки, Анна, Владимир», в машине особо опасный преступник— возможно, с заложником. Двигается в сторону Набережной. Передайте всем постам в прилегающих районах: принять меры к задержанию…
Трубка что-то профырчала в ответ.
— Что? — не понял Оленин.
— Я спрашиваю, преступник вооружен?
Майор чуточку подумал.
— Да, вооружен, — и добавил в сторону: — Он сам по себе оружие.
— Сергей Сергеевич, — негромко сказал Алеша, — нельзя. Он увидит патрульные машины, занервничает и убьет Зарубина раньше. Его надо перехватить. Попробовать поговорить — чем черт не шутит…
— Переговорщик, — хмыкнул Оленин. — Как его достанешь? «Жигуленок» против джипера…
Силин вдруг резко вывернул руль. «Девятка», привстав на два колеса, на полной скорости свернула с дороги в какой-то темный двор.
— Ты что?! — заорал майор. — Упустим же!
— Ты, Глеб Егорыч, у себя в кабинете командуй, — отозвался оперативник фразой из классики. — А тут я начальник… Догоним, никуда не денется.
Только теперь Алеша оценил мастерство Силина как водителя. Их машина неслась по хитросплетениям дворов-«колодцев», арочных переходов и узких проулков примерно с той же скоростью, с какой нормальный водитель едет по свободному от пробок автобану. Несколько раз «сыщик» зажмуривался в уверенности, что они с маху налетят на столб, дерево или угол дома, и каждый раз до боли прикусывал себе язык, чтобы случайно не вскрикнуть: сейчас любой посторонний звук мог помешать…
…Они вылетели на Набережную почти одновременно, с двух сторон. Мелькнули справа темные речные воды, вычурная решетка парапета, стела, посвященная покорителям космоса, скамейки, обычно засиженные молодняком и бабульками из окрестных домов… Сейчас все до одной скамейки пустовали: будто незримый режиссер обставил финальную сцену своего спектакля. Две машины неслись навстречу друг другу, как два самолета в лобовой атаке. Силин ударил по тормозам первый: «жигуленок» развернуло боком, но, едва ли не прежде, чем он остановился окончательно, Алеша толкнул дверцу и кубарем выкатился наружу.
— Ах ты… — простонал Оленин, выскакивая следом. И мигом припал на корточки за передним крылом, ловя на мушку «Макарова» лобовое стекло джипа. Со стороны водительской дверцы зеркальным отображением майора застыл Силин с пистолетом наизготовку.
— НЕ СТРЕЛЯТЬ!!! — шепотом прокричал Алеша, без надежды, что его услышат.
ЧАСТЬ III
НИНДЗЯ
Суббота, 23.55. Улица Набережная
Дежавю — вот какое чувство он вдруг испытал. Не так давно он стоял посреди зарубинского кабинета, будто на ничейной полосе, которую по очереди перепахивает минометным огнем то одна, то другая сторона. «НЕ СТРЕЛЯТЬ» просил, заклинал, умолял он, защищая… кого? от кого? Одно-единственное лишнее движение, слово, просто косой взгляд — и тогда бы уже не обошлось без криков, выстрелов, бега по потолку, пулевых пробоин в стенах, трупов в черных пластиковых мешках и — крови, крови, целых ее рек, ручейков и озер…
Шансов выжить теперь, когда на него неслась черная громада лексуса, было еще меньше. Тем не менее он стоял — прижавшись спиной к парапету, зажмурившись и зачем-то раскинув руки в стороны, будто собирался взлететь. «Бедный Большой Папа, — подумалось с последней усмешкой, — не успел спастись из лап одного террориста, как сразу угодил к другому. Лучше бы еще тогда, после закрытия клуба, ушел в монастырь замаливать грехи — может, и обрел бы просветление…»
Резко взвизгнули тормоза. Глаз Алеша так и не открыл, но по запаху нагретой резины предположил, что джип остановился метрах в пяти от него. Или в трех.
Из машины никто не вышел. Но в кармане у «сыщика» ожил мобильник.
— Слушаю, — сказал Алеша.
— У меня сейчас нога на педали тормоза, — услышал он знакомый голос.
— Представляешь, что будет, если я ее отпущу?
— Нет, — признался «сыщик». — Но, думаю, моим яйцам будет неприятно. Зарубин с тобой?
— Со мной. Жив, правда, в отключке. Я его к поручню пристегнул.
— И что собираешься делать дальше? На пару — в омут с крутого бережка?
— А что, есть другие варианты? Вы же его отпустили.
— Потому что Топорков снова взял вину на себя. А Денис промолчал из трусости и мелкого расчета. Теперь оба дадут правдивые показания. Денис в редакции показывал мне видеозапись — она на самом деле существует. На ней Большой Папа, Стаднюк, Рухадзе и Потапов. Все, кто участвовал в избиении Топоркова. Теперь Зарубину не отвертеться, — Алеша помолчал. — Не пойму, как тебе удалось сладить со Стаднюком. Все-таки четвертый дан…
Собеседник усмехнулся.
— Четвертый дан — это когда ты в белом кимоно, на ковре, правила известны и боковые судьи в случае чего бой остановят. А когда твою машину на загородном шоссе тормозит замухрышка-очкарик в кепочке и с корзинкой грибов, вежливо спрашивает, как добраться до ближайшей деревни… Тогда ты уже никакой не дан — просто мишень.