- Это твой час, Ярил. Давай, я задержу остальных.
Мне было прекрасно известно, что в Мире нет оружия, способного причинить вред Проклятому Паладину. Но в искажённой реальности совсем другие законы, и я бестрепетно вступил туда, вызывая своего врага на смертельный поединок. Тотчас всё вокруг неузнаваемо изменилось, исчезли звуки сражения, не осталось ни одного сражающегося, а фигура призрачного всадника стала теперь отчётливой и материальной.
Он спешился, обнажая свой меч, легендарный Чёрный Шип, которым был сражен король Варданес из Энгама во время Великой Ночной Охоты, затеянной Джардом Тёмным Мастером с целью заполучить амулет Гарловиц, хранившийся в сокровищнице энгамских королей. Но амулет так и не попал в руки Князя Тьмы: Кайалос Делайнос выкрал амулет у посланца, вёзшего его Джарду, прямо во дворце Джерардин, расположенном в самом сердце Опаловых земель.
- В прошлый раз я совершил ошибку, доверив покончить с тобой другому, Искатель, - прошелестел бестелесный голос, - но на этот раз я исправлю свою оплошность, и лично расправлюсь с тобой, а душу твою предоставлю на забаву своему сюзерену.
- Ты опоздал, Гарольд Шильд, прозванный Проклятым Паладином, - ответил ему я, презрительно сощурив глаза, - твое время вышло, и со мной тебе уже не совладать. Нынче же я отправлю тебя в вечное изгнание за пределы Сущего.
Он издал яростный вопль и взмахнул клинком. Сребролист и Чёрный Шип столкнулись, казалось, покачнулся весь мир, но никто из нас не отшатнулся, и на просторе искажённой реальности закипела одна из величайших битв Мира.
Глава одиннадцатая. Поединок.
«Звон клинков рождал на свет яростную песнь смерти, дыхание сражающихся смешивалось, словно пар и дым, вплетаясь в общую музыку крови и разрушения. Под светом равнодушных холодных звёзд искажённой реальности шла схватка не на жизнь, а на смерть» - так воспел бы в своих стихах этот бой менестрель. Действительность же была куда прозаичнее. Чёрный Шип, омытый в водах Стикса, реки мёртвых, и в самом деле был одним из лучших клинков древности. Ходили легенды, что клинок этот был скован Дроваром Кузнецом, учителем Гоффорда Молота, из чьей кузни вышел мой меч. Но Гоффорд был достойным учеником - Сребролист ни в чем не уступал своему предшественнику, более того, под вихрем моих ударов Проклятый Паладин начал понемногу отступать назад, смятённый моей напористостью. Искры сыпались с лезвий наших мечей, но фехтовальное мастерство моего врага было под стать моему. Два лучших бойца Мира сошлись в битве, способной решить судьбу всех трёх Измерений. И только один должен был остаться в живых после поединка... Трудно сказать, что именно послужило причиной моего падения: случайность, или сама судьба вмешалась в наш поединок. Я упал на спину, а что-то непонятное, смутно похожее на длинную палку, оказалось прямо под левой рукой. Я машинально схватился за нее, поднимая с земли. Призрачный рыцарь прыгнул вперёд, взмахнув своим отравленным клинком... и налетел грудью на острие поднятой мною серебряной пики, неведомо откуда взявшейся здесь. Широкое лезвие пронзило Проклятого Паладина насквозь, выйдя из спины. Я оттолкнул его тело прочь, вместе с торчавшей из груди пикой, и быстро поднялся на ноги, ещё не веря, что всё закончено. В этот миг одежда на нём вспыхнула, и в считанные секунды от моего врага осталась лишь горстка праха, посреди которой лежало серебряное древко. Некоторое время я смотрел на то место, где пал один из опаснейших врагов Света, сражённый моей рукой. Потом я внезапно вспомнил о его свите, которая оставалась на поле боя там, в подземелье. Одно мгновение потребовалось мне на то, чтобы выбраться из тенёт искажённой реальности обратно, в действительность. Первое, что бросилось мне в глаза - тело Бриддса, нелепо распростёртое на земле, с немым ужасом в глазах. Оглянувшись, я увидел израненного Эйфоса, своим телом закрывающего Элиафину от шести Бессонных Мертвецов, с неукротимой решимостью продолжавших наступать подобно волне прибоя. Боевой клич вышел из моего рта огненным шаром, распух до размеров дома, и накрыл с головой всех шестерых, не оставив от них даже пепла. Я подбежал к гнодду, успев подхватить его прежде, чем он упал, не в силах стоять на ногах. - Я знал, что ты успеешь, друг мой, - слабо улыбнулся Эйфос, едва шевеля губами, - ты покончил с ним, ведь так? - Его больше нет, - с трудом проговорил я, чувствуя, как в горле встает ком, - потерпи чуток, я сейчас залечу твои раны. Он отвёл в сторону мою руку с драгоценной мазью, и покачал головой. - Не трать понапрасну бальзам, Ярил, - тихо отозвался мой старый друг, печально улыбаясь, - я истратил все свои жизненные силы на заклятия Изгнания, избавив Мир от шести порочных рыцарей. Впрочем, я прожил долгую жизнь, в которой всего хватало: и горя, и радости. Я умру с мыслью, что жил не зря, и погиб за правое дело, как и все мои предки. Прощай, Искатель, пусть боги хранят тебя для великих дел, - гнодд едва заметно улыбнулся, и прошептал: - береги Элиафину... Он закрыл глаза и умер прямо на моих руках. Слёзы навернулись мне на глаза, я упрямо пытался смахнуть их, но они продолжали литься, застилая обзор. Рядом судорожно всхлипывала принцесса, тщетно стараясь сдержать рыдания. Сзади раздался скрип песка под сапогом, и я стремительно обернулся, готовый рвануть из ножен меч. Передо мной стоял Демент, с окровавленным клинком, поникший, весь перепачканный кровью, своей и чужой. Плащ его был разодран, левая рука висела плетью, а в глазах стояла боль. Я молча подал ему бальзам Рушхи. - Они убили Бриддса, - хрипло пробормотал он, невидяще глядя вдаль, - просто прошли по нему, как по пустому месту. Он даже не смог ударить в ответ. - Где фаги? - спросил я, просто, чтобы нарушить тишину. Вместо ответа он указал в сторону, я послушно глянул туда. Лежащие в различных позах псоглавцы устилали землю на пути следования Бессонных Мертвецов, словно неудачные работы начинающего скульптора. На теле фагов не было ран, но какая-то сила остановила их сердца, превратив в подобия безжизненных статуй. - Эйфос спас меня, - донесся до меня дрожащий голос Элиафины, - он бесстрашно вступил в бой с призрачными рыцарями, и в одиночку сразил шестерых. Все эльфы Двидомина будут петь песни в память о герое-гнодде, не пожалевшем своей жизни ради моего спасения. Он навсегда останется в памяти моего народа. Она поднялась, вытерла слёзы рукавом, и посмотрела на меня. В её взгляде было много всего: удивление, восхищение, испуг, грусть, и еще что-то, почти неуловимое, чему я не мог подобрать названия. - Ты изменился, Ярил, - сказала принцесса, не отводя от меня взгляда, - что случилось с тобой этой ночью? - Великие Седые беседовали со мной сегодня, - ответил я, глядя ей в глаза, - они даровали мне силу и знания, необходимые для выполнения моей миссии. Зрачки ее расширились, в глазах мелькнуло изумление, но прежде чем она успела что-то произнести, в разговор вступил Демент, уже оправившийся от шока, и старательно смазавший бальзамом свои раны: - Нужно похоронить павших, Ярил. Негоже оставлять их на поживу всяким падальщикам. Но как это сделать? - Пусть их возьмет огонь, - решил я, касаясь одежд гнодда, отчего они тут же вспыхнули, - для гноддов нет лучшей посмертной участи, а что подходит им - подойдёт и остальным. Добравшись до тела Бриддса, я сначала закрыл ему глаза, и лишь потом позволил пальцам испустить пламя, охватившее его целиком. После этого я подошел к фагам, и поочередно зажёг их тела, разбросанные на поле боя. Через несколько минут всё было кончено, остались только трупы гоблинов, но их никто и не собирался хоронить. Прошептав прощальную молитву, я вернулся к стоящим в стороне Элиафине и Дементу, и повёл их за собой. Теперь мне не требовалась помощь псоглавцев в поисках амулета: я точно знал, куда нам нужно попасть. Предстоял ещё долгий путь, но теперь я был уверен в том, что добуду амулет, с такими-то подарками от самих богов. И никто не сможет уже помешать мне, даже апостол Хаоса Риэ вряд ли сумеет что-то противопоставить той силе, что вложили в меня Великие Седые. Впрочем, сейчас меня уже не радовало ощущение собственной силы, наоборот, я ещё более ясно осознал границы собственных возможностей. Плата за могущество во все времена была велика.