— Еще бы! — вырывается у Жаклины. — Достаточно взглянуть на отца. Этьен Паскаль, уважаемый математик, ночи напролет корпит над отчетными ведомостями…
— Ну вот, сама видишь. Так разве не стоит помучиться немного? Хотя бы для него, который столько сделал для нас. Ты-то разве не переломила себя ради его благополучия? Там, в Париже, когда играла перед Ришелье в «Переодетом принце». Не хотела ведь сначала, а согласилась, когда тебе намекнули, что это может спасти отца от тюрьмы.
Юное лицо Жаклины заливается краской. Она пренебрежительно фыркает. Подумаешь! Ну согласилась, ну играла…
— Да, играла, — поддразнивает Блез, любуясь ее смущением, — и «несравненный Арман» пришел от тебя в восторг и даже назвал «дитя мое». А потом сказал: «Передайте отцу, что ему незачем скрываться. Он прощен!» И это сделала ты… Теперь моя очередь.
Жаклина растрогана.
— Ну конечно, Блез! Ради такого отца стоит пострадать. Если… если только из твоей затеи что-нибудь выйдет… Ох, прости, пожалуйста! — покаянно спохватывается она. — Но ведь это длится столько времени! Мы счет потеряли твоим моделям. Сколько их было? Сорок? Пятьдесят? Из слоновой кости, из эбенового дерева, из меди и бог знает из чего еще… Я дня не упомню, когда у тебя голова не болела. Ты изводишь себя, нанимаешь самых дорогих мастеров. А что толку? Даже они тебя не устраивают!
— И кто, по-твоему, тут виноват? — спрашивает Блез. — Они или я?
— Что за вопрос! Конечно, они.
— Спасибо, дорогая, — улыбается он. — Но наверное, все-таки ни я, ни они. Просто время. Человеческая мысль опережает ход технического прогресса. Нередко полезные, мало того — насущно необходимые идеи приходят тогда, когда под рукой у изобретателя нет еще ни подходящих материалов, ни достаточно образованных механиков, способных претворить его замыслы в жизнь. То же и с моей машиной. В воображении автора она легка, соразмерна, безотказна. Наяву — медлительна, перегружена деталями, то и дело ломается…
Горькая исповедь. В глазах у Жаклины сочувствие и затаенное обожание. Бедный, бедный Блез! Так, значит, он сознательно растрачивает себя на дело, заранее обреченное на провал. Надо ли? Здоровье, жизнь — не слишком ли это дорогая плата за неудачную машину?
Но страстные, сбивчивые доводы сестры бессильны перед решимостью брата. Не он первый, не он последний! Да и не рано ли говорить о неудаче? Конечно, машина его далека от совершенства. Но ведь работа над ней еще не закончена.
И уж он-то, Блез, сделает все, чтобы заставить ее действовать. Если же это не удастся… Что ж, не ему, так другому. Пусть не сейчас, пусть позже — лишь бы посаженный им росток зазеленел, превратился в прекрасное плодоносное дерево. Лишь бы люди убедились наконец, что сложнейший умственный акт, заложенный в них всевышним, может быть заменен механическим приспособлением…
Последние слова заставляют Жаклину вздрогнуть. Она испуганно крестит брата. Бог с ним, что он такое говорит? Заменить творение всевышнего механическим приспособлением… Не значит ли это — бросить вызов господу, посягнуть на его божественные права?!
Блез, как ни странно, тоже смущен. По правде говоря, такой вопрос не приходил ему в голову. Он оскорбляет бога? Он, который так преданно чтит его, так искренне верит? Нет, нет, Жаклина ошибается. Ведь вот утверждает Декарт, что мозгу животных, в том числе человека, свойствен некий автоматизм и что многие умственные процессы, по сути дела, ничем не отличаются от механических…
Ссылка на Декарта — аргумент солидный. И все же на лбу у Жаклины возникает сердитая морщинка. Блез осторожно дотрагивается до лежащей на его одеяле руки.
— Ну, ну, не надо хмуриться! Пора положить конец этой семейной неприязни к Декарту.
Но набожная Жаклина на сей раз не очень-то склонна к христианскому всепрощению. Слов нет, Декарт — прославленный философ и математик, человек зато завистливый и несправедливый. Подумать только, он пренебрежительно отозвался о первой работе Блеза потому только, что Блез — ученик Деза́рга…
Блез пожимает плечами. Что ж, возможно, Декарт был и вправду несправедлив. Тем более не стоит пристрастно судить о нем и о его отношении к Дезаргу. Декарт — математик и Дезарг — математик. Но они поклоняются разным богам. Бог Декарта — алгебра. Он и геометрические задачи решает посредством алгебраических вычислений. Дезарг опирается на геометрические построения. Его бог — геометрия, и здесь он подлинный виртуоз! Некоторым, правда, приемы Дезарга не по зубам. Чтобы понять его, необходимо некоторое усилие. Но честное слово, игра стоит свеч. Какая изощренность в проективных преобразованиях! Какое пространственное чутье! Нет, это прелесть что такое. Если бы только Жаклина могла понять…