Противников уравнивало то, что при всей силе своих кремнийорганических псевдомышц, при всей своей электронной скорости реакции, робот чуть-чуть запаздывал в движениях. Здесь на Грега работали законы механики: пусть робот принимает решения мгновенно, пусть электрические сигналы на мышцы приходят без запоздания, но инерция массивного тела была все-таки слишком велика! Для того чтобы сменить направление движения руки, требовалось время, какие-то доли секунды, которых хватало Грегу, превратившемуся в превосходную боевую машину. Он не тратил эти доли секунды на расчеты, он словно предугадывал все действия противника, поэтому он безнаказанно успевал сделать обманное движение, уклониться от страшного объятия врага и нанести удар. Любого живого соперника удары такой силы отправили бы на тот свет, на этого же не оказывали заметного воздействия. Конечно, они заставляли содрогаться его корпус, заставляли откачнуться или даже отступить на шаг, но повредить ему они, по-видимому, не могли. Грег все-таки не оставлял своих бесполезных попыток, его удары не стали слабее, они следовали один за другим с убийственной размеренностью. В самой их методичности было что-то нечеловеческое. Руки Грега были сбиты и оставляли на корпусе робота кровавые пятна, но на силу ударов это не повлияло. Уже в самом факте, что безнадежная вроде бы борьба затянулась и идет без малейшего перевеса, было что-то вселяющее трепетное упование на иной исход событий, чем предначертанный самой судьбой, заставившей меряться силами хрупкого человека и могучего, злобного нечеловека. Злобного не по природе своей, злобного в силу ожесточенности другого человеческого существа, его больной психики, его искаженного восприятия окружающего мира, сумевшего навязать свой уродливый взгляд на мир роботу, оказавшемуся беззащитным перед человеческими жестокостью и хитростью.
Тем временем ход боя неожиданно изменился. Бойцы кружили по комнате, в какой-то момент сзади робота оказался опрокинутый и разбитый реанимационный агрегат. Грег тут же словно взорвался. Взлетев в воздух, он с разворота ударил ногой в голову робота. Удар оказался такой силы, что робот попятился, споткнулся и с грохотом упал. Без промедления он начал подниматься, но Грег уже вновь взлетел вверх и, совершив сальто в воздухе, всей массой припечатал голову робота к пластику пола. Как резиновый мячик, он тут же отскочил в сторону, и вовремя: ручищи робота взметнулись и сомкнулись в воздухе, на долю мгновения опоздав схватить Грега. Грег приземлился прямо в лежащий на боку прибор и, пока он из него со звоном выбирался, робот уже оказался на ногах. Голова у него оказалась повернута под неестественным углом, он шел на Грега, слегка покачиваясь. Со зрением, видимо, у него тоже было не в порядке — он то и дело натыкался на обломки предметов на полу. Но и Грег оказался на пределе сил. Движения его замедлились, и если бы не нарушенная координация робота, ему бы уже несколько раз не поздоровилось.
Виктор, поднявшийся на ноги и бережно поддерживающий вывихнутую руку, сдавленно выдохнул:
— Добей его! Добей его, пока он на один глаз слепой!
А у Грега сил хватало только на то, чтобы удерживать робота на расстоянии — пусть поврежденный, он оставался тем не менее смертельно опасным. Развязка наступила совершенно неожиданно. Майк, лежавший до сих пор ничком на полу, зашевелился, подтянул под себя ноги и встал на четвереньки. Секунды две-три он внимательно изучал обстановку, затем с явным усилием встал на ноги, сделав два коротких шага, подобрал с пола злополучный штатив для капельниц — когда он наклонялся, его здорово мотнуло в сторону, — затем деловито приблизился сзади к роботу и с ходу нанес удар тяжелым основанием штатива. Робот прекратил преследование Грега и медленно — что-то там у него все-таки оказалось повреждено — начал поворачиваться к новому противнику. Как раз когда он завершил поворот и оказался лицом к лицу с Майком, тот уже размахнулся и следующий удар своей импровизированной палицей нанес прямо по окулярам фотоприемников робота. Сергей и очнувшийся, но сидящий пока на полу, Элмер, в один голос сочувственно ахнули. Несмотря на всю напряженность ситуации, робота было жалко.
Искалеченный робот замер, постоял немного неподвижно, затем медленно стал продвигаться вперед, совершая руками ищущие движения. Что-то он все же видел, поскольку рухнувшую на пол реанимационную стойку сумел обойти, лишь слегка зацепившись ногой.
Воздух прорезал напряженный крик сумевшей наконец сбросить с себя сонную одурь Дженни:
— Да сделайте же что-нибудь! Хоть что-то сделайте!
Грег невероятным усилием воли подчинил себе измученное тело и нанес стоящему вполоборота к нему роботу несколько ударов такой силы, что силиконовые шейные сочленения не выдержали. Голова робота беспомощно повисла на неестественно вывернутой шее. Очевидно, поврежденными оказались и размещенные в голове датчики, потому что он замер, затем неуверенно сделал полшага вперед и медленно, заваливаясь набок, опустился на пол.
У Грега еще хватило сил на лету поймать опять метнувшегося к двери человечка и швырнуть его на кушетку. Он подошел поближе; человечек заверещал было, пополз задом по кушетке, стараясь отодвинуться подальше от Грега, но Грег подвинул ногой чудом уцелевшее во всеобщем разгроме кресло и сел, стараясь не показать, как дрожат руки.
— Ну что, — устало сказал он. — Поразвлекались, и будет. Рассказывай…
Только что бившийся в истерике пожилой человечек неожиданно успокоился и требовательно спросил:
— Что вы себе позволяете? Что за нападение? Я врач!
— Конечно, врач, — успокаивающе проговорил Грег. — Врач Сванидзе Борис Николаевич. Семьдесят два года, окончил Томский медицинский институт сорок шесть лет назад. Работал в Можгинском центре нейрохирургии, в Самаркандском НИИ микробиологии, затем на Канском металлургическом комбинате. Четыре года в сельскохозяйственной общине на планете Протазан…
— Одна-ако, — с недоброй ухмылкой протянул Сванидзе. — Вы, значит, не случайно штурмовали приемное отделение!
— Да уж какие тут случайности, Борис Николаевич! — укоризненно покачал головой Грег. Он чувствовал себя очень плохо и изо всех сил старался не показать этого.
— Действительно, — согласился Сванидзе, — я обязан был учесть такую возможность…
Все присутствовавшие обратились в статистов, наблюдая разыгрываемую Грегом и старым врачом драму. Впрочем, каким старым врачом? Перед ними сидел совсем другой человек. Куда только девался испуганный человечек. Или добрый пожилой доктор?.. Это был умный, спокойный и очень злой человек. Он даже не особенно пытался это скрывать. У Эла, Вика, Майка и даже у не совсем пришедшей в себя, тщетно борющейся с наркотиком Дженни, кровь стыла в жилах — что-то темное, жестокое скрывалось за этим разговором, о чем знали Грег со Сванидзе и могли только подозревать, ужасаясь, остальные.
— Да уж, — саркастически согласился Грег, — лучше уж ты бы учитывал такую возможность.
Он вел беседу на интерлингве — здесь обращение было более обезличенным, не приходилось выбирать между «ты» и «вы». Сванидзе, напротив, норовил говорить по-русски — не то чувствовал, что Грег этого не хочет, не то действительно привык. А может, несмотря на попытку держать себя в руках, настолько выбит был из колеи событиями, что просто плыл по течению, даже не пытаясь управлять происходящим…
— А впрочем, — продолжал Грег, — ничегошеньки это бы не изменило. Все равно конец один. Неужели ты думаешь, что человечество позволило бы тебе и дальше уродовать людей?
— Человечество! — фыркнул Сванидзе. — Слишком это абстрактно. Ведь и я — человечество, и мои… э-э-э… единомышленники — тоже человечество. Даже в большей степени, чем остальное быдло!
— Так-так, — поощрил его Грег, — продолжай. Только почему ты говоришь «единомышленников»? Наверное, правильнее было бы сказать — монстров, уродов, нелюдей.