– Ты кто? – спросил я веснушчатого мальчишку в расшитой золотыми узорами красной рубашке и в синих, похожих на джинсы, брюках. – Ты откуда взялся?!
– А ты кто? А ты откуда взялся? – «вернул» мне обратно мои же вопросы веснушчатый незнакомец. Он подтянул поближе к себе походную сумку, опасаясь, наверное, того, как бы я ее не украл, и снова задал вопрос, на этот раз собственного сочинения:
– Ты – пуппетролль? Я вижу, что пуппетролль!
Глаза мальчишки радостно засияли, первоначальный испуг из них исчез, и я не стал разочаровывать незнакомца.
– А раз видишь, зачем спрашиваешь? – проговорил я миролюбиво и, подтянувшись, уселся на полку рядом с этим щеголем. Протянул ему правую руку и вежливо представился:
– Пуппетролль Тупсифокс, прошу любить и жаловать!
– А я – Пип! – обрадовался еще больше мальчишка и крепко пожал мне ладонь. После чего торопливо добавил: – Я нездешний, в Гнэльфбурге только проездом!
– А куда едешь? – поинтересовался я без особого любопытства.
– В Пуппефельд, в пансион господина Ворчайлса. Родители меня туда отправили, приказали домой не возвращаться, пока настоящим пуппетроллем не стану.
– А меня дядюшка в дурацкую «Незабудку» спровадил! – рассмеялся я, хотя ничего смешного в этом прискорбном факте не было. – Тоже о моем воспитании печется, старый хитрюга!
– Значит, мы с тобой товарищи по несчастью? – Пип хлопнул себя по ногам и тихо хихикнул. – Вдвоем веселее невзгоды переносить!
– Это точно… – вздохнул я, вспомнив мгновенно о своих былых приключениях. Поставил чемоданчик в дальний угол и забрался на полку поглубже. – Хотя я предпочел бы, чтобы они обошли нас стороной…
– Ну, это как получится! – развел руками Пип и тоже уселся поудобнее, убрав свисающие с полки ноги.
И вовремя: в купе вошли два новых пассажира и проводник-растяпа, пустивший в свой вагон кучу безбилетных пуппетроллей.
Глава пятая
Едва увидев тройку здоровенных гнэльфов вошедших в купе, мы с Пипом шарахнулись к задней стенке и буквально влипли в нее. И правильно сделали: через секунду на то место, где только что мы сидели, проводник шмякнул два тяжелых чемодана. Попади он этими чемоданами нам по головам – не было бы, наверное, и моей истории. Гнэльфы-пассажиры расселись по своим местам, а гнэльф-проводник, пожелав им счастливого пути и приятного времяпровождения, отправился в тамбур.
Прижатые чужими чемоданами к вагонной перегородке, мы с моим новым другом боялись даже пошевелиться. А о том, чтобы походить по лавке и поразмяться, не могло быть и речи. «Как в застенке!» – подумал я с горечью и посмотрел на Пипа, делающего попытку отвернуть нос от пахучего чемодана из крокодиловой кожи. Но далеко отодвинуться ему не удалось, и он, не выдержав, громко чихнул.
– Неужели в нашем вагоне водятся мыши? – удивился толстяк-пассажир и хотел было привстать и заглянуть на верхнюю полку, но его спутник равнодушно махнул рукой и насмешливо произнес:
– Что ты, Генрих! Разве мыши чихают? Наверное, это наши соседи из другого купе.
– Не хватало еще инфекцию какую-нибудь подхватить… – смущенно сказал гнэльф по имени Генрих и, желая перевести разговор на другую, более приятную, тему, предложил своему спутнику:
– А не приступить ли нам к трапезе, дорогой Фридрих? Продукты могут испортиться, и тогда нам точно не поздоровится!
Генрих взглянул в окно, проводил взглядом проплывающее мимо здание вокзала – поезд уже тронулся и теперь набирал скорость, – и лениво согласился:
– Хорошо, давай немного перекусим.
Боже, какие ароматы наполнили наше купе через минуту! Запах копченой колбасы удачно перемешивался с запахом кофе, а разрезанный на дольки апельсин источал такой фимиам, что уже не Пип, а я сам захотел чихнуть и выдать наше скромное и тесное убежище. Но я сдержался, успев вовремя зажать нос обеими руками. Глядя на меня, мой маневр повторил Пип.
Так мы просидели, держась за носы и роняя слюнки, пока эти обжоры не закончили пир и не улеглись спать, не очень-то старательно прибрав за собой на столике. Но Пип и я не рассердились на них за такую неаккуратность, а напротив, даже обрадовались. Едва в купе раздался мощный храп, (это захрапел толстяк), а следом за ним послышалось тонкое, мерное посвистывание (присвистывать во сне стал его долговязый спутник), мы ловко и быстро спустились вниз, забрались на столик и принялись набивать карманы продовольствием.
Опасаясь испачкать свою одежду, мы каждое лакомство упаковывали в обрывки бумажной салфетки, а пирожное с кремовыми розочками нам пришлось тащить наверх прямо с тарелочкой – иначе бы оно превратилось в ужасное месиво и его было бы противно есть. Забравшись снова наверх, мы не стали забиваться в свою нору за чемоданами, а устроились со всеми удобствами на полиэтиленовом пакете толстяка Генриха.
– Ты знаешь, – спохватился вдруг Пип, – я забыл помыть руки!
– Я тоже, ну и что?
– Но мои родители приучили меня всегда это делать перед тем, как садиться есть!
– Так уж и всегда? – выразил я небольшое сомнение.
– Всегда! – подтвердил Пип. – Иначе бы они не дали мне и крошки хлеба!
– Тогда считай, что сегодня тебе повезло: твои родители сейчас далеко, и ты можешь сесть за стол с немытыми руками!
– У тебя, Тупсифокс, какое-то странное представление о везении… – пробурчал веснушчатый щеголь. Однако спорить со мной не стал, а принялся разворачивать сверток с бутербродами.
Когда мы наелись и прикончили на десерт пирожное, мой спутник вновь заикнулся было о мытье рук. Причем к своему очередному капризу он добавил что-то новенькое:
– Мне нужно почистить зубы, Тупси, и заодно сполоснуть лицо…
Тут я, честно говоря, не выдержал. Я так рявкнул на этого чистюлю, что бедняга Генрих внизу вздрогнул и перестал храпеть. Наверное, ему вновь почудилась чихающая мышь, а, может быть, и какое-нибудь другое животное, забравшееся в купе – кто знает? К счастью, толстяк-гнэльф не стал вставать и разыскивать простуженного грызуна, а, тяжко вздохнув, перевалился на другой бок и вновь захрапел.
– Я тебе дам «почистить зубы»! – зашипел я на Пипа, сжимая кулаки и приближая к его перепуганной и перемазанной кремом физиономии свое собственное личико. – В «Незабудке» успеешь начиститься, а тут потерпишь!
Я бросил капризному чистюле незапачканный клочок салфетки, а сам обошелся рукавом своей клоунской курточки – рукав всегда меня здорово выручал, если в нужный момент под рукой не оказывалось полотенца или той же салфетки.
Приведя себя в порядок, мы сплавили вниз тарелочку и мусор, а потом, забравшись вновь наверх, с большой неохотой залезли за вонючие чемоданы в свою «берлогу» и легли спать, подложив под головы вместо подушек кулачки. И, как ни странно, быстро уснули.
Глава шестая
Проснулся я в пять часов утра от крепкого пинка в затекшую шею.
– Ты что лягаешься?! – прошипел я Пипу, потирая ушибленное место.
– Я не лягаюсь, я удираю, – прошипел он в ответ и запоздало извинился. – Прости, кажется, я слегка задел тебя ногой?
– Можешь этот пинок и так назвать, я не возражаю. А куда, интересно, ты удирал и от кого?
Пип заметно смутился:
– Приснится, понимаешь, всякая ерунда… От господина Ворчайлса убегал, от кого же еще…
– Ты его видел? На кого он похож?
– На чудище лохматое. Зубищи – во! Ручищи – во! – Пип резко развел руки в стороны и ударил правым кулаком в вагонную перегородку, а левым в чемодан.