Более или менее успокоившись, Саен снова встала под деревом. Вдохнув глубоко и решительно, она повторила попытку снять личинку, обернутую в кокон. Первая особь полетела с визгом в сторону. Визжала, конечно, Саен. Прокатившись по пыльной земле, тело шелкопряда с глухим ударом шлепнулось оземь. «Если бы они не шевелились, — думала девушка преодолевая страх, — только бы они не шевелились. Мерзкие твари!» Однако они шевелились. Жизнь внутри кокона продолжалась и остановить созревание и движение было не возможным, как бы не причитала и кричала Саен.
С воплями и невообразимыми ругательствами, девушке удалось насобирать полную корзину шелкопрядов. Во время «ловли», многие особи катались по земле, взмывали вверх подобно ракетам, падали или были раздавлены. Но, невзирая на сопутствующие эмоциональные препятствия, корзина была полна. Тонкие руки Саен едва тянули корзину по земле, которая оставляла глубокую борозду за собой. Подвижная груда личинок в купе, создавала неприятное зрелище: интенсивное, тревожное шуршание производимое движением коконов наводили ужас и тошноту на Саен. Волоча неподъемную корзину, девушка не сразу заметила, что приблизилась к глиняной высокой стене.
— Отлично! — выдохнула Саен, выпрямляя спину и размахивая уставшими руками, на которых выступили взбухшие от непривычной работы жилы. Она никогда не посещала спортзал, считая это глупой затеей. Почему глупой? Очень просто: качать мышцы ей не хотелось, спасать мир в ее планы не входило, да и карабкаться по отвесной пропасти спасая собственную жизнь в момент катастрофы, она не собиралась. Ну а излишеств в жировом покрове у нее уж точно не было. Отсюда вывод: что объективных причин тратить свое время на посещение самовлюбленного скопища неудовлетворенных особей — нет. Так она себе решила. И даже теперь, тащить девятикилограммовую корзину было не просто, но возможно.
— Тук-тук! Хозяин! Принимай товар и я пошла! Можешь не платить! Я это так, бесплатно, по доброте душевной, сука принесла тебе! — Саен стояла напротив стены и к кому-то пыталась докричаться, не упуская возможность нахамить. Повернув голову вправо, она заметила смазанный силуэт. Присмотревшись, она лицезрела ужасающую для нее картину: бесформенное тело, оккупированное сотнями присосавшихся личинок, лежало на шаткой каталке. Ни лица, ни каких бы то ни было толковых очертаний разобрать было невозможно. Низкорослые существа, уложив пожираемое тело на расшатанную медицинскую каталку, скрылись за стенами глиняных ворот.
— Охренеть. — прошептала Саен. Интуитивно, она подумала о красивом парне, который вешал на себя этих мерзких созданий. И девушка утвердительно кивнула головой. — Да, это он. Черт подери! — Саен отшатнулась от кишащей личинками корзины. — Еще чего! Нет-нет. — девушка странно ухмылялась и мотала головой выражая свой протест всеми возможными способами, однако как бы далеко она не пыталась отойти от проклятой плетенки, ей это не удавалось. Корзина как старый пес оставалась с ней, рядом и около нее на равном расстоянии. Как долго длилось ее сопротивление — не известно. Мучительно выпустив воздух из охваченных паникой легких, она рухнула на землю и? И впервые за долгое время расплакалась. Она так горько плакала, насколько могло позволить ей ее закомплексованное сердце. Черные стилизованно подстриженные, но уже значительно растрепанные волосы вздрагивали и карикатурно дергались из стороны в сторону, как иголки у дикобраза. Тощая фигурка одинокой девочки, черным пятном в неумолимом пространстве было шедевральным монументом ранимой и хрупкой культуры. Если бы слезы могли вытекать из ее глаз, рукава и куртка были бы уже мокры от пролитых слез. Но в силу странного пространства, слез на лице напуганной девушки не было. Да. Именно напуганной, так как отчаянья или безысходности в душе этой натуры не было. Нет. Ее приступ был связан только со страхом и брезгливостью. И с тем, что она хорошо понимала: выбраться отсюда возможно только таким образом — не просто позволить личинкам сожрать себя, а самостоятельно, собственноручно положить и вложить их в ее личное тело.
— Все временно. Все течет. Все изменяется. Ничто, кроме фотографий или картин, не может быть статичным. И даже они: блекнут, рвутся, искажаются, кто-то их сжигает, обращается все в прах. И как бы долго меня не мучили — это рано или поздно закончится. — думала про себя Саен. — Рано или поздно. Что за глупость! — девушка оживилась. Ее природное упрямство не раз спасало ее же эмоциональную бодрость, не давая, благодаря агрессии, впасть ей в меланхолию или уж чего хуже в отчаянье. — Черт! Какой дурак такое придумал «рано или поздно»! Тоже мне утешение! Как может быть поздно, если оно уже закончилось? И вообще, поздно для кого? Так же само, как и рано! Рано для кого и для чего? — брови Саен нахмурились, она отряхнула пыль с одежды и расхаживая из стороны в сторону продолжала аутотренинговый спор сама с собой. — Рано или поздно. Ха! Рано — сказал мучитель, вытирая плеть от крови. Поздно — прошептал мученик и сдох. — Саен рассмеялась, но смех этот был больше похож на остаточное рыдание. Как бы весело, но грустно, и не смех и не стон. — Значит, поздно. — решительно произнесла она и сняв всю одежду подошла к плетеной корзине.
Глава 11. Грена
Саен лежала на железном стеллаже. Скорее всего, железном, так, по крайней мере, ей казалось. Спина чувствовала твердую неудобную основу. Так же она ощущала вокруг себя тепло. Глаза открыть она не могла. Пошевелить рукой или ногой тоже не удавалось. Все ее тело было придавлено деловито шуршащими личинками. Ей не было больно — боль уже прошла. Но было тяжело дышать. Груз, скопившийся на ее хрупком теле неприятно давил своей массой. Темнота и полное неведение происходящего вызвали скачок давления. Сердце забилось быстрее, постепенно накатывал приступ паники. Вот-вот и вся сущность Саен взорвется. Ей хотелось вскочить и бежать, но сил не было. Одолеваемый страх, замкнутость пространства — все разъедало ее изнутри подобно ненасытным червям. Замерев на секунду, овладев собой, Саен почувствовала, как вокруг нее стало еще теплее, потом еще и еще и вот уже совсем горячо! «Нет, нет, только не это» — трепыхалось в сознании. Жар не угасал, но и не становился сильней. Саен ощущала капельки пота, ей было нечем дышать — она задыхалась, было очень жарко и душно, а проклятые коконы намертво восседали на ней. Все попытки стряхнуть их с себя или вообще произвести хоть какое либо движение обратились в полное поражение. Саен лежала как труп. Только не просто труп, а живой, скованный недугом, в абсолютном сознании живой чурбан. Она понимала, что ее собираются поджарить. Запечь, как ванильную запеканку живьем! Только вместо творога и изюма, в ней будет человеческий фарш и черви.
Саен не сдавалась, она продолжала борьбу, но чем упорнее она была в своих командах, тем быстрее слабело ее тело. Впервые в жизни ей захотелось заснуть или потерять сознание.
— Черт побери! Вырубайся! Давай, дура! Ты можешь! Ты должна заснуть! Ну как же это так. — кричала про себя Саен, в надежде овладеть сознанием и приказать телу уснуть. Но тщетно. — Идиотка, нужно было изучать раджа-йогу. Дура! Где же эта чертова самадхи! Ну же! Отключайся! — Саен продолжала беззвучный спор внутри себя. Но в данной ситуации, ни агрессия, ни карикатурная медитация, ни ее привычная брань не могли остановить то, что с ней происходило, напротив, только усиливали всю болезненность происходящего. Она не засыпала и не двигалась, она лежала и лежала, чувствуя каждую секунду мучения. Жар в печи усилился и ей практически не чем стало дышать, но воздуха все же было достаточно для того, чтобы она была здесь и сейчас. Пот катился градом. Ноздри жадно хватали раскаленный воздух. Лицо, рот и все тело было покрыто прилипшими коконами и потом.
Спустя неопределенное время Саен почувствовала, как она сама ссыхается. Глаза, руки и все внутренности лишились влаги. Ей было очень больно и дискомфортно переживать подобную метаморфозу, но мыслей уже никаких не возникало, да и силы ее покинули, быть может, сознание, которое так долго боролось, участвуя в спасательной операции тела и духа — сдалось или исчезло совсем. Коконы что обрамляли ее, стали съеживаться. А ее собственное истощенное тело, словно что-то засасывало. Совсем скоро, они: коконы и Саен, образовали единый высушенный гигантский организм. Теперь все, что раньше было человеком, превратилось в плотный и хрупкий панцирь неведомого существа, в морфологии которого, нет места сочленениям и кутикулам. Просто гигантский кокон, без сознания, но с развитой нервной системой.