Мы предаем это тело земле. Земля к земле. Пепел к пеплу. Пыль к пыли.
Пустота. Это было все, что я чувствовал. У меня не осталось ничего, кроме моих девочек. Страх сдавил меня, и моя грудь сжалась от боли. У меня дрожали руки и тряслась душа. Я молилась Богу - не забрать моих девочек. Для них, если не для меня.
Соболезнования пришли. Я едва ответил им кратким кивком, и мой взгляд остановился на гробе Джека в земле. Верх его был покрыт красными розами, напоминая мне о крови на моих руках.
Моя жизнь. Мой грех. Мой секрет.
Все ушли. Я остался. Тень человека, которым я был раньше. Это была вина Джека. Это было мое.
Прогремел гром, и мои глаза метнулись к серому небу. За каплей дождя последовала еще одна. И еще. Я задавался вопросом, был ли это способ Бога сказать мне, что Он смоет мой грех. Или, может быть, всемогущий Господь был разочарован моим падением с благодати.
Мое платье медленно промокало, рука пульсировала. Это была долгожданная простуда. Это была желанная боль.
«Мама, тебе грустно?» Голос Сирши оттянул меня назад. Мой взгляд опустился на двоих моих младших в одинаковых черных платьях, держащихся за руки. Сьерра не знала, что происходит. Сирша тоже. — Хочешь обнять? добавила она.
Я проглотил комок в горле. Медленно мои глаза нашли мою старшую дочь, ее лицо было залито слезами. Именно тогда по моей щеке скатилась первая слеза, ее соленость жгла. Точно так же, как эта боль в моем сердце. Для нее.
— Конечно, — выдавил я. «Мне бы хотелось обняться».
Я осторожно обнял всех троих. Лицо Сиенны уткнулось мне в грудь, а двое моих младших уткнулись лицами в мою юбку.
«Я люблю вас всех», — прохрипела я.
— Я тоже, — прошептала Сирша, хотя и не понимала, что происходит.
«Все в порядке?» Голос Рика заставил нас четверых одновременно поднять головы в направлении его голоса. Наши взгляды встретились, и мне стало интересно, знает ли он. Он знал меня уже давно. Мог ли он прочитать это в моих глазах? Что я был первым шагом в смерти его кузена.
Я кивнул. «Хочешь, я возьму с собой девочек в машину?»
Девочкам было бы хорошо отвлечься на Рика, Бетти и их мальчиков. Я снова кивнул и смотрел, как мои девочки уходят от меня.
Я повернулась к одинокой могиле и сорвала красную розу из цветочной композиции рядом со мной. Глядя на него, я ничего не почувствовал.
Никакого сожаления. Никакой печали. Просто облегчение.
«Ты ударил меня в последний раз», — прошептала я себе под нос, бросая красную розу на его могилу.
«Мы здесь». Голос Кристоффа прорвался сквозь горькие воспоминания, и моя рука все еще была в его крепкой хватке. Я встретилась с его глазами цвета прохладного мха, в них было что-то успокаивающее. Несмотря на шантаж этого человека, он вызывал чувство безопасности.
Лимузин остановился прямо в этот момент, и я осторожно потянула себя за руку. Кристофф отпустил его почти неохотно, прежде чем дверь открылась. Мы вышли из лимузина и прямо в самолет.
Когда мы сели на борт, я прошел к середине каюты, разглядывая удобный диван и пытаясь решить, уместно ли немного вздремнуть. Хотя сон был самым далеким от моей мысли, когда этот мужчина был рядом со мной.
Голос Кристоффа раздался прямо за моей спиной, его жар у меня за спиной. — Ты собираешься спросить меня о моей бывшей жене?
Медленно повернувшись, я посмотрел на него, и наши взгляды встретились. Он выглядел напряженным, как будто ожидал чего-то, что может причинить ему боль. Положив руки ему на грудь, я подошла к нему ближе. Что-то в нем тронуло мое сердце.
— Так ты меня разыскал, да? — парировал он, имея в виду наш предыдущий разговор, его рот скользнул по моей челюсти.
— Да, — выдохнула я, наклонив голову в сторону, чтобы он продолжал проводить губами по моей шее. Он остановился слишком рано, подняв голову. Его глаза изучали мое лицо, ища что-то. — Ты расстроен из-за этого? Я спросил.
«Нет», — ответил он. Выражение его лица было трудно прочитать. «В конце концов, это справедливо».
— Мне жаль за то, что с тобой случилось, — пробормотал я. «Никто этого не заслуживает».
«То же самое». Я не хотел спрашивать его, что он имел в виду.
Кончики наших носов соприкоснулись. Возможно, именно его трагическое прошлое говорило со мной. А может, я пытался найти логику в чем-то совершенно нелогичном.
— Эскимосский поцелуй, — сказала я без особой причины, когда наши носы снова соприкоснулись. Он поднял бровь, в его глазах читался вопрос, и я объяснил. «Мы с девочками называем потирание носов эскимосским поцелуем». Потому что мы любим друг друга.