— Далеко не всегда, — сказал Рэб.
— Так что же вас привлекло к этому делу?
— Я хотел быть учителем.
— Учителем религии?
— Учителем истории.
— В обычной школе?
— В обычной школе.
— Но вы ведь поступили в духовную академию?
— Поначалу да.
— Поначалу?
— В первый раз я провалился.
— Вы шутите?
— Нет, не шучу. Глава академии Луис Финкельштейн подозвал меня и сказал: «Знаешь, Ал, хоть ты и очень образован, но мы думаем, тебе недостает того, что вдохновляет людей. Это необходимо, чтобы стать хорошим раввином».
— И что вы сделали?
— А что мне было делать? Я ушел из академии.
Я остолбенел. Об Альберте Льюисе можно было сказать что угодно, но только не то, что он не способен вдохновлять людей и возглавлять конгрегацию. Немыслимо! Может быть, он показался руководству академии слишком мягким? Или слишком робким? Как бы там ни было, но, по словам Рэба, этот провал его сокрушил.
Он устроился вожатым в летний лагерь в Порт Джервис штата Нью-Йорк. Один из подростков в лагере оказался крепким орешком. Если всех собирали в одном месте, он оказывался совсем в другом. Если всех просили сесть, он в знак протеста стоял.
Парнишку звали Финис, и Ал стал проводить с ним долгие часы, терпеливо выслушивая рассказы о его проблемах и ободряя его. Ал хорошо понимал, какие мучения порой испытывают подростки. Он и сам рос в довольно замкнутой среде и был неуклюжим, малопривлекательным пареньком. У Финиса было всего несколько приятелей. И он еще ни разу, по-настоящему, не встречался с девушкой.
Финис, судя по всему, нашел в Альберте родственную душу. И к концу смены мальчишка сильно переменился.
Спустя несколько недель Альберту позвонил отец Финиса и пригласил его на обед. Оказалось, что отцом Финиса был Макс Кадушин, выдающийся ученый и один из самых активных членов консервативного течения в иудаизме. В тот вечер за столом отец Финиса сказал ему: «Ал, я просто не знаю, как вас благодарить. Из лагеря вернулся совсем другой человек. Вы сделали из моего сына мужчину».
Ал улыбнулся.
— У вас есть подход к людям, особенно к детям.
— Спасибо, — ответил Ал.
— А вам никогда не хотелось поступить в духовную академию?
Ал чуть не поперхнулся.
— Я пытался, — сказал он, — но у меня не получилось.
Макс задумался.
— Попробуйте еще раз, — наконец сказал он.
И с помощью Макса Кадушина вторая попытка Альберта закончилась его поступлением. Он с отличием окончил академию. И получил звание раввина.
Вскоре после этого Альберт Льюис сел в автобус и отправился в Нью-Джерси на собеседование. Он был принят на первую и единственную в его жизни должность раввина, ту самую, на которой он все еще служил пятьдесят лет спустя.
— И ангел не являлся? — спросил я. — И вы не видели горящего терновника?
— Нет, — усмехнулся раввин. — Сел в автобус и приехал.
Я записал в блокноте: «Самый замечательный человек из всех, кого я знал, реализовал свой потенциал благодаря тому, что помог одному парнишке проявить его способности».
Я спрятал блокнот и вышел из кабинета. Из нашей беседы я узнал, что Альберт Льюис верит в Бога, что он говорит с Богом, что он стал Божьим человеком случайно и что он умеет ладить с детьми. Не так уж мало для начала.
Мы дошли до вестибюля. Я обвел взглядом просторное помещение, в котором обычно бывал не чаше раза в году.
— Приятно вернуться домой? — спросил Рэб.
Я пожал плечами. Это уже больше не мой дом.
— Вы не против, — начал я, — если я расскажу эти истории, когда буду… ну… когда стану говорить прощальную речь?
Рэб потер подбородок.
— Когда придет время, — сказал он, — я думаю, ты сообразишь, что сказать.
Когда Генри было четырнадцать, после длительной болезни умер его отец. На похоронах Генри шел в костюме, — Вилли Ковингтон считал, что у каждого из сыновей должен быть костюм, даже если ни на что другое денег нет.
Члены семьи подошли к открытому гробу. Уставились на усопшего. У Вилли была необычайно темная кожа, но в похоронном бюро ее превратили в красновато-коричневую. Старшая сестра Генри, увидев это, завопила и с криком «Папа совсем не такой!» принялась стирать с его лица косметику. Маленький братишка Генри пытался влезть в гроб. Мать рыдала.
Генри же стоял рядом, не проронив ни звука. Ему хотелось лишь одного — чтобы отец снова был с ними.
Еще до того, как Генри стал поклоняться Богу, Иисусу или какой-то иной Божественной силе, он поклонялся своему отцу. Вилли был ростом в шесть футов и пять дюймов, с грудью, усеянной шрамами от пулевых ранений, происхождение которых детям так никто никогда и не объяснил. Родом он был из Северной Каролины, где в свое время делал матрасы. Человек он был суровый, курил беспрестанно и любил выпить, но когда вечером подвыпивший он приходил домой, то часто бывал нежен и, подозвав к себе Генри, спрашивал его: