Я работала вместе с подругой, к которой на встречу Нового года не приехал друг. Она очень огорчилась: к кому бы ей примкнуть - и... примкнула к нам, чего я меньше всего хотела. Мы были уже так наэлектризованы, что поднеси спичку - и мы загорелись бы, как сухие дрова. Нам никто не был нужен, тем более несчастная подруга, которой после двух бокалов шампанского любой мужчина нравится. А тут такой! Первый раз дрогнула от ревности - пили, говорили, пели и... ждали, кого он выберет. Господи, как я боялась, что ему понравится она! Глаза горели теперь у всех. Что было делать? Как делить?
Подруга любила выпить и с горя "хватанула" лишнего.
- Ребята, - пролепетала она, - доведите меня до дома.
Мы бережно довели ее до квартиры, в которой нас поселили вдвоем, уложили на кровать в соседней комнате. В нашем распоряжении осталась большая комната, кладовка и кухня. Меня часто спрашивают молодые, как перейти из вертикального положения в горизонтальное, не скажешь же прямо, зачем пришел?! И не надо говорить - надо действовать. Я только подошла к нему поближе, заглянула в красивые глаза:
- Боже мой! Это же цвет морской волны. Это же море. Оно плещется в твоих глазах. Я вижу волны. Отлив, прилив. Кто же тебе подарил такие глаза? спросила я.
Он, смущенный, сел на стул, а я подошла сзади, положила ему руки на плечи, наклонила голову, принюхалась, как собачка, вбирая в себя запах его волос. Уже от этого закружилась голова, и я совсем легонько поцеловала его волосы. Это и стало "спичкой" - вспыхнул пожар. Ох какой пожар! Он, конечно, как всякий нормальный мужчина, только и ждал этого сигнала. Он завел правую руку назад-вверх, обхватил меня за шею, повернул как-то ловко, и я оказалась на его коленях. И поцелуй! Этот поцелуй! Если бы даже вдруг после этого поцелуя больше ничего и не было, все равно он остался бы в моей памяти навсегда. Это всем поцелуям поцелуй! Значение поцелуя невозможно переоценить, он - пролог.
"Поцелуй - это первое звено в цепи телесной близости, рожденное влюбленностью; первый шаг ее жизненного пути", - писала в свое время поэтесса Зинаида Гиппиус.
Поцелуй расскажет о человеке, о его половой сущности гораздо больше, чем он сам!
Мой "кавалер де Гриэ" делал это отменно: когда сомкнулись уста, заговорил язык, руки дополняли его, глаза горели, тело начало дрожать... Ну что тут было делать! И я, как охотник, которому дорого досталась добыча, потащила... в кладовку, в которой всего-то и было, что стол. Под этот стол я его и затолкала и сама как-то еще там уместилась. Он потом спрашивал, почему я его туда упрятала? Не знаю. Сработала подкорка: вдруг подруга проснется, вдруг начальник лагеря придет, вообще вдруг... отнимут.
По темпераменту мы были похожи, и потому наш первый шаг близости напоминал боевое сражение, когда неизвестно, кто победитель, кто побежденный. Инициатива переходила из рук в руки и из ног в ноги. Поцелуи следовали один за другим мы упивались, дорвавшись друг до друга. Это был супермужчина, я не забуду его никогда!
За много лет, пока он оставался моим любовником, ни разу не возникал вопрос "может - не может". Он всегда был в боевой готовности, с запасом прочности и с багажом неистовости, ласковости, милой застенчивости после бурной страсти...
- Дорогой друг! Спасибо вам за ваше любопытство, за желание познать женщину. Как приятно мне писать об этом и оживлять в своей памяти дорогие мне образы. Какой богатой я себя чувствую, неуязвимой и уверенной. Ни у кого не украла, а только подарила любовь и всю себя, всегда с желанием делать это искренне, от души и от всего моего горячего могучего тела. И даже теперь, на пороге старости, я ни о чем не жалею и ни в чем не раскаиваюсь. Моя ноша не тянет, тревожит только - не успеть рассказать всего. Жизнь моя куда интереснее любого вымысла. А что касается "фаллософии", то можно вспомнить и пикантный анекдот. К старости он пригодится.
Умерли две женщины, одна была честная-пречестная, верная, примерная, безгрешная, а другая - грешница, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Перед ними оказалась высокая скользкая гора. Честная ползала, ползала по ней, да скатывалась назад, так и не смогла до рая долезть, а грешница говорит: "Эх, милые мои ..., встаньте, как сучочки!" Они выстроились на горе, по ним она вскарабкалась и оказалась в раю!
Так что неизвестно, где найдешь, где потеряешь, - жить надо с удовольствием, радуясь каждому дню.
...Кто работал в пионерском лагере, хорошо помнит, как хотелось там влюбиться. Это и случалось со многими. Были и браки, и разводы, но чаще влюбленности и секс... тайком от начальника лагеря, с привкусом греха и страха, от чего еще сильнее хотелось совершать это "преступление" и ночью, и днем.
А мы после той ночи были неразлучны и мечтали только об одном: украсть часок-другой, чтобы оказаться в объятиях друг друга и снова вкусить запретный плод.
Зимний лагерь - всего десять дней. Был уже последний день. Сидя у себя в квартире, я писала для начальника лагеря отчет о проделанной работе. Закончив, задумалась, не забыла ли чего, и вдруг меня осенило: вожатого второго отряда срочно вызвать к себе! Он и пришел, но отчет был бы неполным, если б мы не захотели последний раз согрешить в этом доме.
Мгновенно сообразив, что надо делать, и понимая, какими это чревато последствиями (все-таки белый день и любой может зайти к старшей вожатой), выбрала боевую позицию - лежа грудью на столе, предоставив ему право "провести" его отчет по своему сценарию. Я всегда любила эту позу, мне самой она доставляла огромное наслаждение, а если еще мужчина понимал в этом толк, был и нежен и горяч, то разрядка наступала одновременно, тем и хорош был этот способ. Какое счастье, что звонок по местному телефону пришелся уже на фазу расслабления!
- Алло! - встрепенулась я.
- Лидия Михайловна! Это говорит начальник лагеря. Я бы хотел зайти за отчетом, вы одни?
"Сквозь стены, что ли, видит?" - подумала я, а сама сказала:
- Да, конечно, одна, с кем же мне быть? Приходите!
Представляю, как дружно смеялись они с доносчиком, который успел доложить, что вожатый второго отряда находится у старшей. Что делать?
Судорожно соображая, я понимала, что выйти ему нельзя, так как он неминуемо встретится с начальником. Счет шел на секунды, нас разделяли всего два этажа: мы - на третьем, начальник - на первом. Кладовка! Ура! Спасены! Скорее! И звонок в дверь... Как у Евтушенко: "Постель была расстелена, она была растеряна".
Начальник строго глянул на меня и, конечно, все понял. А чего не понять-то?
- Вы видели когда-нибудь, мой друг, лицо, особенно глаза женщины после того, как ей было хорошо и сладко? На лице же все написано - и когда, и с кем, и сколько. Только дурак не догадается, а умный не скажет...
Как я была благодарна начальнику, который, увидев меня, слишком розовую, слишком возбужденную, и почему-то помятый отчет на столе, смекнул, в чем дело, но ничего не сказал. Пронесло!
Мой "кавалер", второй раз запрятанный в кладовку, пережил, надеюсь, не самые страшные минуты в своей жизни и тоже был благодарен судьбе.
Я влюблялась в лагере почти каждый сезон. Это спасало от монотонности жизни, от обыденности, от хандры или скуки. А тогда и скучать было некогда один сезон кончался, другой начинался, не успевал закончиться один роман, как я привозила из лагеря следующий. Но сейчас никакого другого романа я не хотела. Меня все устраивало, все удовлетворяло, я хотела только одного: его продолжения и развития в Москве.
Но как? Но где? Ох уж этот вечный вопрос влюбленных: как реализовать свои чувства, а проще: где отдаться? До чего же я любила одиноких женщин, живущих в отдельных квартирах! Я дарила им подарки, давала деньги, ублажала, исполняла все прихоти за одно одолжение - ключ!
И всю подготовительную работу проделывала одна, никогда не показывая своему избраннику, как тяжело мне этот ключ достался. Легко, изящно, эстетично, прилично и достойно я проводила час свидания с любимым мужчиной, стараясь ничем не обременять его и сама получая при этом максимум удовольствия.