К 2012 году осторожность Хуана стала ослабевать. До прихода Си к власти в конце того же года Хуанг написал статьи, осуждающие Мао и призывающие демонтировать его мавзолей в центре Пекина. Он также запустил петицию, призывающую судить Мао за преступления против человечности.
Хуанг, как и многие другие, неверно оценил Си. Он знал, что отец Си пострадал из-за того, что его назвали правым. Конечно, Си будет сочувствовать. Хуанг ошибался. Он поддержал призыв Си к "верховенству закона", не понимая, что Си имел в виду "верховенство по закону". Он писал антикоррупционному куратору Си Ван Цишаню, поддерживая его в кампании по борьбе с коррупцией, не понимая, что борьба с коррупцией - это еще и инструмент для подавления инакомыслия.
Начиная с 2011 года, с выпуска 65, Хуанг решил сократить расходы и публиковаться только в электронном виде. К середине 2014 года журнал Small Scars of the Past выпустил 113-й номер, когда Хуанг был задержан за "разжигание ссор и создание проблем" - всеобъемлющее обвинение, используемое для того, чтобы заставить замолчать любого, кто не нравится партии. Через месяц обвинение было заменено на "участие в незаконной экономической деятельности". В феврале 2015 года его оштрафовали на 30 000 юаней, или около 5 000 долларов, и приговорили к 30 месяцам тюрьмы с отсрочкой на четыре года, если он обязуется не писать о политике.
Тогда он впервые за 40 лет вернулся в Сычуань. У него есть квартира в Чэнду, но большую часть времени он проводит в Цзеци. У него еще были деньги, и он купил домик, выходящий окнами на реку, протекающую по окраине города. Первый этаж домика находится под открытым небом и чист, а для посетителей приготовлены чай и еда. Он украшен каллиграфией, написанной поклонниками, и статьями о его выдающемся прошлом. Наверху находится спальня, которую он до сих пор делит со своей женой, прожившей с ним пятьдесят лет, кабинет и величественный балкон, где он принимает частных гостей. Он смотрит на деревья и наблюдает за течением реки.
За ним присматривает команда из восьми человек. По его подсчетам, содержание команды обходится государству в 1 млн юаней, или около 150 000 долларов в год.
"Я стал дороже панд", - шутит он. "Теперь я более сдержан, и они не следуют за мной повсюду. В основном они приходят поговорить и выпить чаю".
Соседи решили, что он, должно быть, высокопоставленный чиновник, попавший в ловушку антикоррупционной кампании Си. "Они боялись спрашивать. Я был загадкой. Позже они узнали, что я просто политический заключенный", - со смехом говорит он.
Я провел с ним два дня, гуляя по городу, покупая лапшу для завтрака в его любимом ларьке и обсуждая его прошлое на балконе. Он был живым, острым и энергичным, но несколько измотанным жизнью, в которой он бился головой о стену партии.
"Я потерял из-за них двадцать семь лет своей жизни, больше четверти", - сказал он. "Не думаю, что они могут сделать со мной что-то еще".
Антиправая кампания и Мао продолжают его беспокоить. Я спросил его, не является ли это немного устаревшим - ведь прошло уже почти 70 лет. Имеет ли это значение?
Он много думал об этом и подробно изложил свои взгляды. Антиправая кампания означала подавление критического мышления внутри и вне партии. Это позволило Мао свободно проводить свою катастрофическую политику, которая привела к гибели десятков миллионов людей. Он также увидел параллели с правлением Си Цзиньпина после отмены ограничений на срок полномочий.
"Без антиправой кампании не было бы Великого скачка; без Великого скачка люди не умерли бы с голоду. Если бы люди не умирали от голода, не было бы Культурной революции. Без Культурной революции не было бы Тяньаньмэнь".
Тяньаньмэнь? Я задумался, правильно ли это. Но потом он напомнил мне, что именно оправдание Ху Яобаном жертв антиправой кампании, таких как он сам, заставило Дэнга избавиться от него. Его увольнение так разозлило людей, что после смерти Ху в 1989 году они вышли на улицы, начав протесты.
Больше всего, помимо потерянного времени, он скучает по своим книгам. Когда он вышел из тюрьмы в 2015 году, то обнаружил, что все его старые экземпляры "Малых шрамов прошлого" были конфискованы, как и огромная библиотека работ о прошлом. Некоторые из них были опубликованы легально в прошлые десятилетия, когда интеллектуальная жизнь была более открытой. Другие он присылал по почте из Гонконга. Теперь все это исчезло. На месте его кабинета - пыльная, пустая комната.
Все, что у него осталось, - это мобильный телефон. С помощью функции рукописного ввода он пишет микроблоги объемом 500 слов, которые ежедневно публикует в WeChat. Как обычно, он не может обойтись без комментариев о политике, в том числе о протестах в Гонконге (он считает, что демонстранты 2019 года зашли слишком далеко и облегчат правительству задачу по подавлению протестов, что является провидческим анализом).
В основном он встречается с друзьями, которые приходят в Цзецзы подышать свежим воздухом. Потом он пишет небольшие эссе о цветах, реке, друзьях. Но в его сердце нет ничего, кроме ужаса перед политической системой, созданной Мао.
"Чтобы завершить антиправую кампанию, мы должны в корне осудить Мао Цзэдуна. Мы должны убрать его портрет с Тяньаньмэнь. Пока портрет Мао Цзэдуна висит на Тяньаньмэнь, в Китае никогда не будет ни свободы, ни демократии. День, когда портрет исчезнет, станет днем, когда Китай продвинется к свободе и демократии, и начнется верховенство закона. До тех пор пока мы будем вешать там портрет Мао, Китай будет оставаться трагедией".
Я спросил его, как это связано с сегодняшним днем. Конечно, это было что-то отдаленное, что-то эзотерическое, представляющее интерес только для историков.
"Тело Мао умерло, но его идеи - нет. Коммунистическая партия по-прежнему отстаивает его идеи, считая его великим вождем. Но все преступления компартии идут от Мао Цзэдуна, включая те, что совершили Си Цзиньпин, Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао. А также Дэн Сяопин. Вот как возникли бедствия Китая".
11.
Отложите свой мясницкий нож
Река Сяо устремляется с гор южного Китая на узкую равнину с полями и деревнями. Сначала это был просто сердитый ручеек, но по мере того, как в него впадают шестьдесят три другие речки и ручейка, он начинает меандрировать и расти. К тому времени, когда она снова входит в горы в 50 милях к северу, она становится достаточно большой и мощной, чтобы перевозить баржи и паромы.
Пятьдесят лет назад эти течения перевозили другой груз: раздувшиеся трупы. В течение нескольких недель в августе 1967 года в этом регионе было убито более девяти тысяч человек. Эпицентром стал уезд Дао, который река Сяо пересекает на своем пути на север к Сиану, а затем к Янцзы. Около половины жертв были убиты в этом уезде с населением 400 000 человек: одних забили до смерти дубинками и сбросили в известняковые ямы, других бросили задыхаться в погреба со сладким картофелем. Многие были связаны в пучки вокруг заряда взрывчатки в карьере. Этих жертв называли "самодельными самолетами", потому что части их тел летали над полями. Но большинство жертв просто забивали до смерти сельскохозяйственными инструментами - мотыгами, шестами и граблями, а затем выбрасывали в водотоки, впадающие в Сяо.
В уездном городе Даочжоу наблюдатели на берегу насчитали 100 трупов, проплывающих мимо в час. Дети бегали вдоль берега, соревнуясь, кто больше найдет трупов. Некоторые из них были связаны проволокой, пропущенной через ключицы, их раздутые туши свивались в маргаритки вниз по течению, их глаза и губы уже были съедены рыбой. В конце концов продвижение трупов было остановлено плотиной Шуанпай, где они засоряли гидрогенераторы. Потребовалось полгода, чтобы прочистить турбины, и еще два года, чтобы местные жители снова могли есть рыбу.
На протяжении десятилетий это убийство было малоизвестным событием в Китае. Если о нем вообще упоминали, то, как правило, объясняли это индивидуальными действиями, вышедшими из-под контроля в разгар Культурной революции. Уезд Дао изображался как отдаленный, отсталый и бедный. Присутствие некитайского меньшинства яо иногда упоминалось как расистский способ объяснить случившееся: меньшинства в любом случае цивилизованы лишь наполовину, и кто знает, чем они занимались, когда власти не смотрели.
Все эти объяснения неверны. Уезд Дао - оплот китайской цивилизации, родина великих философов и каллиграфов. Преступники почти все были китайцами, которые убивали других китайцев. И эти убийства не были случайными. Напротив, это были акты геноцида, направленные на уничтожение класса людей, объявленных недочеловеками: мнимых помещиков, несуществующих шпионов и выдуманных мятежников - "пяти черных элементов", которые составляли низший класс в Китае Мао. Убийства не были делом рук обезумевших крестьян, их организовывали комитеты коммунистической партии в городах региона, которые отдавали приказы о совершении убийств, а затем отправляли своих подчиненных в горные города и деревни, чтобы те следили за их исполнением. Чтобы отомстить было сложно, чиновники приказывали убивать целые семьи, включая младенцев.
То, что мы знаем правду об уезде Дао, - заслуга одного человека: словоохотливого, упрямого и эмоционального редактора, который наткнулся на эту историю в 1980-х годах и провел последние сорок лет, исследуя и сочиняя о ней, опубликовав свои выводы в 2011 году и обновив их в 2016-м. Его зовут Тан Хэчэн, и в течение нескольких лет я сопровождал его, когда он продолжал свой жизненный поиск в пышных, суровых горах южного Китая.