Цзян Сюэ разместила свою статью в публичном аккаунте WeChat под названием mocun gewu, или "Молчаливый наблюдатель". Само название - небольшое выражение несогласия. Mocun можно перевести как "молчаливый", но более известно, что оно означает душу, покидающую неподвижное тело и странствующую по другим землям. Оно берет начало в даосской классической книге "Лицзи", где царь сидит на пиру. Маг переносит его в другие царства. После того как прошло, казалось бы, много веков, царь возвращается на пир, просыпается и спрашивает своих приближенных, что случилось. Те отвечают, что он просто сидел там молча (mocun) несколько мгновений. Таким образом, этот термин стал означать "сидеть молча, пока дух путешествует вдаль" - метафора китайского общества.
Сразу же после публикации статьи Цзян Сюэ аккаунт "Молчаливого наблюдателя" был закрыт за нарушение правил пользования интернетом. Вскоре после этого аккаунт был перезапущен под названием "Новая тишина" и возобновлен статьей известного писателя Чжан Шипина, выступающего под псевдонимом Е Фу. Он написал множество эссе и рассказов о жестоких первых годах коммунистического правления в западной провинции Хунань и сейчас живет в изгнании в тайском городе Чиангмай. Его эссе - размышление о цзяньху - благородных бандитах и мошенниках из глубинки, которые стали символом совестливых китайцев.
Е Фу отметил, как трудно перевести jianghu на английский, и сделал собственное предложение: "Там, где есть братья". Е Фу имел в виду, что это более широкое понятие, когда речь идет о любых людях, мужчинах или женщинах, которые объединяются против истеблишмента. Такие люди не говорят много о своей работе, они просто делают ее. А когда им нужна помощь, они обращаются к союзникам, которые оказывают ее, не задавая вопросов. Вспомните Чжан Чжань, прибывшую в Ухань в начале распространения вируса. Кому она позвонила? Ай Сяомину, который приютил ее, пока она не смогла сориентироваться. Это и есть цзяньху.
Е Фу добавил, что цзяньху в современном Китае находятся в осаде. В прошлом они состояли из организаций, таких как ассоциации самопомощи при храмах, которые помогали людям объединяться - другими словами, цзяньху были частью гражданского общества.
"В современном континентальном Китае императорский двор хочет, чтобы все уголки страны почитали его ортодоксию, и для этого ему приходится сокрушать гражданское общество. Осязаемое цзяньху уже давно перестало существовать, но в сердцах людей цзяньху остается нерушимым".
Мы остановились у храма в горах. Над ним возвышается четырнадцатисотлетнее дерево гингко, которое каждую осень покрывает двор плащом из золотых листьев. Мы пообедали у настоятеля, общительного хозяина, который подал нам вегетарианскую еду из десяти блюд вместе с чаем местного производства.
В горах Чжуннань правительство развернуло кампанию по сносу домов. Оно сносило незаконные виллы, хижины отшельников и пристройки к храмам. Снос был частью борьбы с коррумпированной строительной практикой, а также попыткой поставить все религии под жесткий контроль правительства. Кампания направлена в первую очередь на ислам и христианство, которые правительство считает политически опасными. Однако все религии имеют социальную или политическую составляющую. Например, в прошлом веке движение под названием "гуманистический буддизм" призывало своих последователей решать проблемы общества, а не уходить в пиетизм.
Настоятель подтвердил снос. В знак доброй воли он приказал снести недавно построенные туалеты в своем храме. Настоятель был дружелюбен, но ровен и практичен. Это был государственный храм, и он не собирался ссориться с правительством - какой в этом смысл? Действительно ли его туалеты были незаконными? Нет; он обратился за разрешением и получил большинство из них, но, как это часто бывает в Китае, некоторые отсутствовали. Поэтому он признался властям и принес туалеты в жертву. Лучше перестраховаться и сделать символическую попытку умиротворить высшее руководство.
В обычной ситуации никому не было бы дела до хижин отшельников и храмовых туалетов, но здесь была замешана высокая политика. Кампания по сносу храма должна была привлечь к ответственности секретаря провинциальной партии, которого собирались сместить. В этом контексте настоятелю имело смысл показать, что он - командный игрок. Позже он мог бы снова обратиться за дополнительными разрешениями и перестроить туалеты. Никто из нас не мог его винить.
Были и другие способы справиться с государством. После обеда мы проехали два часа до небольшой стремительной реки. По простому стальному мосту мы перебрались в заброшенный лагерь лесорубов. Вход в лагерь охранял огромный валун, на котором красной краской был выбит иероглиф wu - "осознать" или "пробудиться" - высотой в шесть футов. Рядом с ним были четыре иероглифа поменьше - fo huo mao peng, "Будда защищает соломенную хижину", что означало жилище отшельника. Через дорогу стоял еще один валун с четырьмя иероглифами - mi tuo fu, или Амитабха, великий Будда-спаситель. Это была работа человека, у которого были средства - или, что более вероятно, преданные последователи - чтобы отметить вход в свое убежище в величественном стиле.
Внутри ограниченность ресурсов отшельника была еще более очевидной. Мы ехали по небольшой дороге, застроенной полуразрушенными сараями и простыми кирпичными зданиями. В одном из немногих исправных зданий жил отшельник, одетый в темно-желтую хлопчатобумажную одежду, защищающую от холода и сырости. На ногах у него были ботинки из китайской армии, сделанные из мягкого хлопка с резиновыми набойками на носках от грязи. Ему было 70 лет, голова выбрита, улыбка спокойная и постоянная. Он прожил в горах Чжуннань десять лет, а в этой хижине - пять.
Его формальное образование закончилось в средней школе, но он был широко начитан и с удовольствием рассуждал о философии. За неделю до этого группа студентов из двух самых известных университетов страны, Пекинского и Цинхуа, приехала к нему на неделю, чтобы послушать, как он говорит, и полазить по горам.
Американский переводчик, писатель и буддийский ученый Билл Портер, чья книга об отшельниках в горах Чжуннань была переведена на китайский язык и стала знаменитостью в Китае, делает важный вывод об отшельниках. Он называет отшельничество "духовной аспирантурой". Это имеет смысл только для тех, кто уже отслужил в храме и знает основы. Только в этом случае можно приобрести опыт и духовную подпитку, чтобы пережить зиму.
Цзян Сюэ вела большую часть разговора, иногда переводя тяжелый шэньсийский акцент отшельника на более стандартный мандаринский. Мы говорили о его жизненном выборе.
"В храме много правил и предписаний: что делать, когда молиться. Это хорошо, но здесь также шумно. Людей слишком много, даже когда нет туристов. Когда приходится самому добывать себе пищу и хворост, это совсем другое дело. Это тоже своего рода духовная культивация. После того как вы приняли обеты, вы должны жить в храме, чтобы научиться всему. Вы должны знать правила и церемонии. После того как вы научитесь этому, вы сможете уйти в горы".
Он сказал, что люди всегда хотят знать, каково это - быть отшельником, и это напомнило мне о том, как люди часто спрашивают историков-подпольщиков, таких как Цзян Сюэ или Ай Сяомин, каково это - быть вне общества. Каково это - рисковать разозлить людей и оттолкнуть семью и друзей? Брат Ай поддерживал ее, но держался отстраненно. Я вспомнил отца Цзян Сюэ, который гордился ею, но просил избегать откровенно политических тем. Еще один похожий вопрос, с которым сталкиваются отшельники, - как выжить в финансовом плане, с чем постоянно сталкивается Цзян Сюэ.
"Если вы хотите понять отшельников, это не так-то просто", - сказал старик, и Цзян Сюэ серьезно кивнул. "Ты можешь встретить людей. Это легко. Но чтобы понять монахов и монахинь, нужно жить с ними. Поверхностно ты можешь учиться, но это все равно что смотреть на закрытую дверь. Только открыв ее, ты сможешь войти в круг".
В начале дня я спросила Цзян Сюэ, что именно в буддизме ее вдохновляет. Она взяла мой блокнот и выписала стих:
Великое желание бодхисаттвы Дицзан
Если ад не пуст.
Он не станет Буддой.
Только когда все существа освободятся
Сможет ли он достичь Просветления.
"Смысл, - сказала она, - в том, что этот бодхисаттва не достигнет состояния будды, пока ад не опустеет, но ад никогда не будет пуст. Но он продолжает пытаться, хотя это невозможно. Это немного похоже на миф о Сизифе".
Неужели ее жизнь так безнадежна? Она вздохнула и подумала о людях, с которыми работала в Сиане.
"Это как с [Чэнь] Хунго. Какая надежда на успех? Он не окажет немедленного влияния на общество. Его могут задержать или выгнать, как это было с Tiger Temple в Пекине. Но они все равно выходят и делают это. В моих глазах, будь то Лю Сяобо [скончавшийся китайский лауреат Нобелевской премии] или 709 адвокатов [активисты движения за гражданские права, названные в честь месяца и дня, когда они были задержаны в 2015 году], их дух - это дух бодхисаттвы. Они знают, каким будет результат, но все равно делают это".
Посещение храмов заставило нас покинуть мосты и туннели, пронизывающие горы Чжуннань, превратив их из космологического центра китайского мира в одну из бесконечных горных цепей Китая, которую нужно было взорвать, чтобы подчинить себе. Забитые машинами, направляющимися в Сиань и обратно, автострады грохотали над нами, пока мы ползли по проселкам внизу. Казалось, что мы заблудились: Китай мчится вперед, а такие люди, как Цзян Сюэ, остались позади.