Она сказала мне, что постоянно слышит подобное: то, чем она занимается, романтично или интересно, но бессмысленно. Недавно она снова услышала это от своего друга, который был известным журналистом на юге Китая. В свое время он был ярым защитником гражданского общества. Он писал пламенные редакционные статьи, призывая к его созданию. Он организовывал конференции по его развитию.
Затем его привели на допрос и отправили в тюрьму. Его сокамерниками были наркоторговцы и закоренелые преступники. Это было его "у" - духовное пробуждение. Это была тактика устрашения, и она сработала. После освобождения через несколько месяцев он бежал в Гонконг, а затем добрался до Соединенных Штатов. Сейчас он пытался свести концы с концами, управляя рестораном.
Цзян Сюэ познакомилась с ним во время поездки в Нью-Йорк. Он был вежлив, но подверг сомнению ее работу. Он сказал ей, что, возможно, она имеет моральную ценность, но практически не имеет значения. Лучшее, что можно сделать, - это выжить и бороться дальше. Она говорила мне об этом тихо, ее голос прерывался. Потом она остановилась. Она взяла себя в руки и произнесла с удивительной законченностью:
"Но я не согласна", - сказала она. "Важно, если ты стараешься. Я хочу быть нормальным человеком в ненормальном обществе.
"Я хочу иметь возможность говорить правдивые вещи и выражать то, что у меня на сердце".
15.
Заключение.
Учимся ходить под землей
Его книга начинается с цитаты Ханны Арендт, которая может показаться странной для работы о Китае XXI века - за исключением того, что она была использована в статье Цзян Сюэ. Она рассказывала о женах адвокатов-правозащитников и начала статью с вопроса Арендт. Меня поразило, насколько эти строки применимы к любому человеку, который сегодня работает над переменами в Китае: бессмысленна ли его работа, или она является новаторской? Свет свечи или палящее солнце?
Цитата Арендт особенно уместна, потому что она имеет открытый характер. Она не подразумевает, что люди, добивающиеся перемен в темные времена, обязательно победят, потому что добро всегда побеждает зло, или какое-нибудь другое сомнительное клише. Она не дает нам простого ответа. Но подтекст ясен: в темные времена свет ценен, он всегда имеет значение.
Люди, которые считают Китай безнадежно авторитарным - а именно такое мнение сегодня преобладает во многих странах, - обратят внимание на проблемы, с которыми сталкиваются люди, о которых я рассказываю. Они укажут, что Ай Сяомину запрещено покидать Китай, а Цзян Сюэ на момент написания этого заключения в 2023 году покинула страну, чтобы навестить свою дочь в Канаде и, возможно, поработать за границей. Гонконгские издательства были закрыты, а их книги разлетелись по всему миру. А во время блокировки "Ковида" в более чем двадцати городах Китая - Ухане, Сиане, Шанхае, Пекине - восстали люди, в том числе молодежь, рабочие и пожилые. Они помогли ускорить прекращение драконовской политики правительства. Но в конце концов Си по-прежнему правил Китаем с помощью железного кулака, а многие демонстранты были задержаны. Легко утверждать, что левиафан победил.
И все же это было бы выборочным прочтением жизни этих людей или истории этого семидесятипятилетнего движения. Ай Сяомин находится под пристальным наблюдением, но продолжает работать над проектами. Как и Тигровый храм. Чэнь Хунго из сианьской дискуссионной площадки I Know I Know Nothing предлагает онлайн-лекции. Журнал Remembrance по-прежнему регулярно выходит и широко распространяется. Цзян Сюэ по-прежнему пишет, и ее статьи по-прежнему широко читают в Китае. Люди постоянно находят возможность обойти цензуру и опубликовать язвительную критику авторитарной системы Китая. Они пишут дневники и статьи, которые собирают большую аудиторию. Их закрывают. Но они возвращаются, снова и снова, как они и их предшественники на протяжении семидесяти пяти лет.
Я хочу выразить не ложный оптимизм, а реализм человека, который провел более двадцати лет в Китае с середины 1980-х годов, включая все 2010-е годы, когда Си пришел к власти и реализовал свое видение сильного государства. Никогда еще контроль не был таким жестким и продолжительным, по крайней мере, с 1970-х годов. Это темные времена.
Однако эта книга показывает, что это движение не побеждено. Новый, более мускулистый авторитаризм Китая дал этим группам все шансы. Он обрушил на них свои удары. Он закрыл журналы, закрыл издательства, преследует кинематографистов, заключает в тюрьму вольнодумцев и сажает бесчисленное множество других людей под умопомрачительный домашний арест.
Но сейчас, когда лидер страны стареет, а экономика замедляется, она стоит перед людьми, которые приучены воспринимать поражение как временное. Ай Сяомин, Цзян Сюэ, Чэнь Хунго, Тан Хэчэн, У Ди: они видят себя наследниками неофициальных "диких" историков прошлых эпох, заклятыми братьями и сестрами цзяньху, которые знают, что многие падут, но их ряды пополнятся. Они знают, что победят, не каждый в отдельности и не сразу, но когда-нибудь. По сути, враги китайской компартии - не эти люди, а непреходящие ценности китайской цивилизации: праведность, верность, свобода мысли. Как бы ни была сильна партия, разве она сильнее этих глубоких резервуаров стойкости?
Это относится не только к эпохе Си, но и к почти семидесятипятилетней истории Китайской Народной Республики. Тот факт, что люди по-прежнему сопротивляются и делают это в более скоординированной форме, чем когда-либо в прошлом, кажется более значимым, чем банальный тезис о том, что авторитарный режим является авторитарным. Дело в том, что независимая мысль в Китае живет. Она не подавлена.
В связи с этим возникают два фундаментальных вопроса: что это говорит о траектории развития Китая и что это означает для отношения к стране со стороны?
Для будущего Китая наиболее очевидным является тот факт, что государственный контроль имеет свои пределы. Китайское государство слежки реально, но оно не в состоянии полностью подавить независимых активистов, использующих цифровые технологии. Это происходит не потому, что государство ограничено законами или совестью, а потому, что у него нет возможности уничтожить это движение.
И это не потому, что мы не старались. Контроль над историей был одним из главных приоритетов Си Цзиньпина с момента прихода к власти в 2012 году. Вспомните посещение Национального музея истории сразу после прихода к власти, его заявление год спустя о необходимости придерживаться версии истории Коммунистической партии, а также его неоднократные заявления, отождествляющие историю с самим существованием партии. Есть также его резолюция 2021 года об истории партии - чрезвычайно значимое изложение мифологизированной истории китайской компартии - всего лишь третий раз в истории партии, когда она почувствовала необходимость заявить о себе подобным образом. А после апогея Си на двадцатом съезде партии в 2022 году его первым визитом станет посещение мифической базы коммунистов в Яньане.
Это четкие заявления о беспокойстве, за которыми последовали конкретные меры. В качестве примера можно привести великий контр-исторический журнал "Китай сквозь века". Это одно из самых влиятельных изданий в написании подлинной истории Народной Республики. Он был основан в 1991 году при поддержке либерального генерала в Народно-освободительной армии, его публично поддерживал один из личных секретарей Мао, а также отец Си Цзиньпина. И все же в 2016 году он был закрыт. Если бы государство не чувствовало угрозы, зачем бы оно пошло на такой удивительный шаг, как закрытие издания, которое одобрял собственный отец Си?
Но желание не означает возможности. China Through the Ages можно было закрыть, потому что это была, если воспользоваться клише из мира бизнеса, унаследованная организация, построенная по принципу "кирпич и раствор". У нее был штат сотрудников, офис, файлы, и она продавалась по легальным каналам. На нее можно было подписаться на почте или купить в газетном киоске даже в провинциальном городе. Это давало ему огромный охват, но также делало его уязвимым. Стоило отобрать у него лицензию и захватить офисы, как он умирал. Точно так же государство могло закрыть гонконгские издательства, потому что они тоже были традиционным бизнесом.
Для большинства китайских историков-подпольщиков такие меры не работают. В индивидуальном порядке можно преследовать людей до такой степени, что они не смогут работать. Если бы за Тан Хэчэном денно и нощно следили в течение трех десятилетий, он никогда не смог бы исследовать геноцидную политику партии в Хунани. То же самое касается Ху Цзе, Ай Сяомина, Цзян Сюэ и других. Но если они хоть немного свободны, они начинают давать интервью, и тогда все, что им нужно, - это компьютер и подключение к сети, чтобы бросить вызов. Киберреволюция, призванная превратить Китай в цифровую сверхдержаву, также позволяет сопротивляться.
Чтобы помешать этим людям работать, требуются огромные ресурсы. Это не то же самое, что операция по закрытию журнала. Это означает, что на каждого человека, которого нужно остановить, нужно направить десятки агентов 24 часа в сутки 7 дней в неделю. Это можно делать в деликатные периоды, например во время партийного съезда. И это можно делать бесконечно долго в отношении нескольких сотен человек. Но в Китае тысячи людей участвуют в этом движении. Невозможно постоянно воздействовать на всех. И когда недовольство растет, и мобилизуется все большее количество населения, государство может оказаться перегруженным.
Эта борьба уже приносит государству огромные убытки. По самым скромным подсчетам, расходы на внутренние разведывательные службы в Китае превышают бюджет на национальную оборону, причем на каждую из них приходится 10 % государственных расходов. Поскольку большая часть бюджета, как и в большинстве стран, связана с недискретными расходами, огромные расходы на внутреннюю разведку не позволяют правительству вкладывать средства в другие приоритеты, которые важны для благосостояния людей и для роста Китая на мировой арене.