— Почему ты спрашиваешь? — желчно спросил он.
— Так… Хочется знать…
— А зачем тебе знать?
Я смолчал. Он понял, что огорчил меня.
— Никто не вправе вмешиваться в тайны другого, — ласково ответил он мне, — если б ты спросил, как устроена моя грудная клетка, с какой стороны находится сердце и какую работу оно выполняет, где расположены легкие, я тебе объяснил бы, потому что ты чему-нибудь научился бы. Но какая тебе польза знать историю моего рубца? Никакой!
Я почувствовал себя более оскорбленным.
— Ты всегда считал меня за глупого, ничего не смыслящего ребенка, с которым можно только шутить.
— Я не шучу. Но ты не так уж смышлён, как тебе кажется…
Глава 2.
МАСТЕРСКАЯ ФАНОСА
Ночь я провел тревожно, меня трясла лихорадка. Проснулся довольно поздно. Аслана не было в комнате. Не видно было и Фаноса. Я чувствовал слабость, тело ломило, голова словно в тумане была. Как во сне припоминались мне события вчерашней ночи. Побаливало горло. Заглянув в зеркало, я заметил на шее светлосиние пятна. От рубахи пахло лекарством: по-видимому ночью Аслан применял медицинские средства.
Один из младших учеников Фаноса принес мне воды. Я умылся, оделся и вышел на балкон.
Чудесный вид открылся предо мной: окрестные горы, живописные долины, город с двумя рядами стен и башнями, высокие минареты, купола армянских церквей, грозная цитадель и гладкая поверхность лазурного моря[38]… Я сгорал от нетерпения увидеть все это вблизи. Приехав в Айгестан ночью, я, конечно, не мог разглядеть этот восхитительный уголок города, весь утопающий в зелени. Деревья, отягощенные разноцветными плодами, при утреннем освещении казались еще восхитительнее, чем ночью. Солнце, словно дозорный, глядело с небес и наводило страх на ночных воров и грабителей. Теперь настал черед дневных воришек. Огромная стая воробьев с громким чириканьем слетела на абрикосовое дерево; густолиственные ветви гнулись под тяжестью маленьких разбойников. Перепрыгивая с ветки на ветку, они радостно праздновали победу, поклевывая сочную сладкую добычу. Но вдруг вдали затрещала трещотка садовника, и шаловливая стая мгновенно слетела с дерева. Какая разница между курдами и этими невинными существами? И те и другие живут чужим трудом! Но воробьи добросовестнее: они не губят деревьев!..
Вернулся Аслан. Завидев его, я вошел в комнату,
— Я не хотел будить тебя. Хорошо, что ты уже на ногах, — промолвил он тоном врача, навещающего незнакомого больного, — Дай осмотрю тебя.
Я подошел.
— Небольшая опухоль в горле, но скоро пройдет, — сказал он и дал мне какую-то жидкость, для полоскания и мазь для втирания.
— В этом городе я твой первый пациент? — смеясь спросил я.
— Нет! Я только что от больного, — ответил он с обычной холодностью, — бедняк едва ли выживет.
Он надел широкополую европейскую шляпу и вышел, предупредив меня беречься и не выходить из комнаты. Я остался один,
Мастера Фаноса, вероятно, не было дома, не то он явился бы проведать меня. Пришла его мать, разбитная, рассудительная, острая на язык женщина, способная заткнуть за пояс любого мужчину. Детей таких женщин знают в обществе по имени матери. Звали ее Санам, и мастера Фаноса по ее имени называли — сын Санама.
— Слышала, сынок, — обратилась она ко мне, — что тебе нездоровится. Что болит? Сказали, что горло припухло. Пусть ниспошлет тебе пресвятая богоматерь исцеление… Я тебя сейчас же вылечу, не бойся: слегка надавлю пальцем и, с божьей помощью все пройдет. Намедни с сыном соседа то же приключилось, коснулась я рукой — и тотчас полегчало.
Я вежливо отказался от применения ее врачебных приемов, заявив, что вполне здоров. Она все же не успокоилась, предупредила меня, что в городе свирепствует коклюш, много детей перемерло, выживают только взрослые.