– О, моя любовь.
– Но он будет настаивать, - предупредила я ее, вытирая слезу со своей щеки. – Джоуи сделает все, что в его силах, чтобы доказать свою правоту и доказать, что вы ошибаетесь.- Дрожа, я положила руки на свой раздутый живот и вздохнула. – Он примет тебя, как солдат на войне, потому что все, к чему он привык – это сражаться со взрослыми. Он будет подвергать сомнению все, что вы делаете, начиная с телевизионных шоу, которые вы позволяете им смотреть, и заканчивая едой, которой вы их кормите. Он будет следить за тобой, как ястреб, и заставит тебя почувствовать себя параноиком. В этом нет ничего личного. Вы должны понимать, что эти дети – новички. Он прославленная мама-медведица. Передача власти тебе будет его самой большой жертвой, потому что ты женщина, а женщины всегда его подводили. Его не исправить, как Тадхга, Олли и Шона. Вы не можете наложить на него пластырь и залечить шрамы, которые они ему оставили. Он не прощающий, как Шэннон, и не дипломатичный, как Даррен. Джоуи не открыт для перемен. Он – закрытая книга. Он был травмирован гораздо глубже, чем его братья и сестры или кто-либо еще мог понять. Но ты?- Я посмотрела ей прямо в глаза. – В тебе есть что-то такое, что взывает к нему. Он доверяет тебе своих детей. Это прорыв.
– Я полностью с этими детьми, - поклялась она голосом, полным эмоций. – Я полностью с ним.
– Я надеюсь на это, - ответила я, повторяя ее тон. – Потому что он поправится, я могу вам это обещать, и тогда ваша семья встретит настоящего Джоуи. И я обещаю, вы, ребята, влюбитесь в него по уши.
Она мягко улыбнулась. – Мы уже, любимая, мы уже влюбились.
Глава 108. Как петля вокруг моего сердца.
Ифа
Утренняя жара, исходящая от безжалостного солнца, был удушающим, из-за чего тот небольшой макияж, который я успела нанести этим утром, покрыл мое лицо потом.
Лето действительно прибыло в Баллилаггин, принеся с собой зеленые деревья, свежескошенный силос и горько-сладкие прощания.
Невозмутимая ни на что, кроме блондинки в костюме, я не сводила глаз с его спины, когда он стоял у могилы своей матери. Я почувствовала невыносимое желание защитить парня, который стал взрослым за несколько лет до сегодняшнего дня. Это было такое сильное желание, что оно почти соперничало с тем, которое я испытывала к ребенку, растущему в моей утробе.
Его ребенок.
Единственный раз, когда я оставила его, был тем утром, когда я неохотно пошла домой, чтобы переодеться для службы. Я даже принимала душ в доме Кавана, в ванной комнате, примыкающей к комнате Джоуи. Это был единственный способ, которым я могла затащить его туда. Держать его, мыть его и оставаться с ним все время.
Этот дизайнерский костюм, в котором он был потрясающим. Да, я одела его в это, прежде чем уйти этим утром.
Совершенно один в своих мыслях, в своей боли, мой парень застыл у могилы. Еще долго после того, как его мать опустили в землю, а другие дети разошлись, Джоуи продолжал бодрствовать, все еще пытаясь защитить ее, даже после смерти.
Это разбило мне сердце, потому что я знала, что она проделала в Джоуи больше дырок, чем когда-либо имел его ублюдочный отец. В сердце моего парня была дыра размером с Мэри Линч, которую не могла залечить никакая любовь.
Бог знает, я пыталась.
Она не заслуживала безусловной любви Джоуи, не тогда, когда она никогда не любила его так, как он того заслуживал. И все же она всегда получала это в любом случае.
Может быть, это гормоны беременности подняли мои измотанные эмоции и заставили меня мыслить более иррационально, чем обычно, но я был так чертовски зол на нее. Ее смерть, какой бы ужасной и невыразимой она ни была, не освободила ее от грехов, которые она совершила против своих детей, когда была жива.
Те грехи, которые оставили сердце ее второго сына почти неизлечимым.
Все, чего он когда-либо хотел, это ее любви.
И она никогда не давала этого ему.
Горько опечаленный всем, что они потеряли, я огляделась, зная, что с другими детьми в долгосрочной перспективе все будет в порядке. Даррен вернется к жизни, которую он построил для себя в Белфасте, в то время как у Шэннон и трех младших мальчиков были Каваны, чтобы заботиться о них. Это будет нелегко, с множеством болей при прорезывании зубов на этом пути, но они приспособятся.
Теперь у них, черт возьми, было больше шансов.
Это оставило моего Джо.
Тот, кто избавляется от своей семьи.
Отправляется из Баллилаггина.
Прочь из моей жизни.
Он зарегистрировался в реабилитационном центре за городом. Семья Джонни , однажды осознав, насколько серьезной была его зависимость, предложили профинансировать, и в редкий момент ясности Джоуи подписал бумаги.
Когда похороны его матери закончились, он уходил.
На все лето.
Может быть, навсегда.
Черт.
Не думай так, Ифа.
Прошлой ночью, когда он усомнился, правильно ли он поступает, уходя, я горячо поддержала и поощрила его решение, хотя это разбило мне сердце.
Ему нужно было уйти.
И мне нужно было позволить ему.
Выдохнув с болью, я крепче сжала красную розу, которую сжимала в руке, и сократила расстояние между нами, игнорируя все любопытные взгляды, которые я получала в процессе.
Некоторые люди знали.
Не все.
По правде говоря, мне было наплевать на то, что кто-то думал. Они могли сколько угодно рассуждать о резком увеличении веса, которое я пыталась скрыть под своим черным платьем.
Пошли они все.
Не останавливаясь, пока я не оказалась плечом к плечу с единственным парнем, которого я когда-либо любила, я не сводила глаз со свежевырытой могилы его матери и бросила туда единственную розу, прежде чем, наконец, набраться смелости встретиться с ним лицом к лицу.
Держи себя в руках, Ифа.
Не отпугивай его.
Не пытайся делать глупости.
Резко втянув воздух, когда мои глаза остановились на его изможденном, красивом лице, я замаскировала свое опустошение стальным выражением решимости.
В этом была особенность Джоуи Линча; он не мог справиться со слабостью.
Это разрушило его.
Он провел так много своей жизни, заботясь о своей семье, заботясь о тех, кто слабее его, что у него не осталось места для уязвимости.