— Поговорить надо. А куда она сиганула?
— Да недалече. Бугорок над речкой знашь? Вот там на опупке и сидит она, как ворона на копне. Беги шибче, пока не умчалась куды ещё!
Они выгружали снасти и устанавливали их на вершине холмика, когда к ним пожаловал Сергей. Тамара, прищурясь, смотрела в сторону спешащего незнакомца, стараясь признать в нём кого-то из своих. Не признала. Ждала. Парень и девица крепили к мольберту бумагу, раскладывали кисти и краски — их совсем не интересовал посторонний человек. Извинившись, Сергей высказал свою просьбу.
— Конечно, можно, — согласилась Тамара, не переставая мучить себя вопросом, кто этот человек? — Только мы здесь будем недолго. До сумерек.
— Я успею, — улыбнулся Сергей. — Моя изба с краю, там и буду вас ждать.
Прежде чем забрать неожиданного пассажира, Томка встретилась с дедом Матвеем, он перехватил её у своих ворот.
— Тома, слухай сюды, — как можно ласковей заговорил дед Матвей, близоруко всматриваясь в глаза Томки. — Ты позови его к себе переночевать…
— Не поняла, — смотрела Томка исподлобья на деда Матвея. Непонятливость проявлялась на всех частях её лица, даже нос как-то по-особенному вздёрнулся капризно и дерзко.
— Ну, это, — размахивал дед клюкой, подыскивая слова, — ему ночевать негде. Вот ты и скажи ему, дескать, можешь переночевать у меня.
— Деда, а кто он вообще такой? — прищурилась Томка. — Откуда он взялся, и почему должен спать у меня?
— Да это же Серёга, сын Игнатия Прокопенки! С того краю оне. Неужто не знашь его?
— Сергей Прокопенко? Это он?
— Он, он, кто ещё! — заспешил дед. — Отсидел и вернулся.
— Отсидел? И я должна его принять у себя в доме? У меня дети малые!
— Да вырастут они, куды им деваться! — не понимал старик опасений Томки.
— Вот и хочу, чтобы они выросли. А потому пускай ночует, где ему вздумается, только не у меня. Довезти довезу — и не больше!
— Ну, хучь так, — засуетился дед Матвей, сожалея об отказе. — Он-то добрый парень. Я отца и деда ево знал хорошо… Славные были люди… Всем помогали…
— До-ве-зу!
— А можа…
— Можа, и не довезу, если не понравится чем.
— Чем же он может не понравиться? Хороший, работящий парень вернулся домой.
— Всё, деда, мы спешим — дети дома одни. Отвезу вашего хорошего парня, может быть, и привезу обратно. Вам чего-то надо прикупить?
— Не, ничо не надо. Хотя, погодь, каши, крупы этой привези. Перловки. Два килограмма. Деньги счас принесу, погодь малость.
— Деньги потом. Что ещё?
— Больше ничо. Серёгу, это, пускай… Сама смотри… Хороший парень он.
— Все мы хороши до первого милиционера, — бросила Томка. Дед опять ничего не понял.
— Дык он того… завязал. И рюмки не пьёт. Говорит: от соблазну подальше. Я и то могу пропустить одну-две, а он не.
— Вот это и подозрительно: не наш он человек! Купили его американцы с французами!
Не заметив смешинки в глазах Томки, Матвей выкрикнул:
— Каки ещё американцы, если он в тюрьме был! Кто их туда пустил бы!
— Всё поняла: два кило перловки и с нею хорошего парня привезу вам без договора. До свидания.
На дороге против своих развалин ждал Сергей. Он был в чистой рубахе, гладко выбрит, пах одеколоном «Шипр» и в руках у него была небольшая сумка.
— Садись, хороший парень! — открыла дверцу Томка и показала на сиденье рядом с собой.
Долго ехали молча, поглядывая изредка друг на друга.
«Вот какой он Сергей Прокопенко, — думала Томка. — Постарел. Был совсем другим. Девки страдали, а он мимо проходил. И я, дурочка, страдала, надеялась ему понравиться. А было мне тогда лет десять, а может, и того меньше. Как же! Парень кудрявый, статный и бравый! Глаза душу, как шилом, пронзали. В голове шум, ничего поделать не могу, а он смеётся. Смех весёлый, понять нельзя, шутит или правду говорит. Зубы белые, губы манящие… В глазах темно, сердечко бьётся под ситцевым платьицем, как у вывалившегося из гнезда воробушка. А он смеётся. Помнит ли он всё это?»
— И откуда же вы к нам пожаловали, хороший человек? — спросила Томка, всматриваясь вдаль.
— Из Белоруссии.
— Эк, куда вас занесло, Сергей Игнатьевич!
Сергей рывком повернулся в сторону Томки: «Кто она?»
— Занесло.
— Почему там не остались? Говорят, в Белоруссии хорошо?
— Хорошо. «Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех!» Родина всегда ближе и лучше.
— Больна наша Родина — вот в чём беда. И лечить её некому. Все дети разбежались по красивым да удобным местам, и не собрать их теперь вместе. В лучшем случае кто-то скулит, пьяно размазывая слезу кулаком, а чаще радуется маленькой удаче. Родину-мать, которая нам подарила жизнь, мы предали и продали за ржавую тачку, за кусок колбасы. Визжим от восторга, слушая басни о нашей прекрасной, и главное — освобождённой от всего жизни. От долга и обязанностей перед государством и народом — прежде всего! Важно сейчас не упустить шанс, захватить, захапать как можно больше! В Белоруссии, я слышала, в этом смысле порядок. Есть, говорят, там объединяющая народ сила. Какая она, что представляет собой?