Он болезненно поморщился. Поистине физическую боль вызывало столь близкое расстояние от них: они были мертвы, а он вот нет. Нередко, и даже часто бывало так, что ему становилось просто невмоготу уживаться с такой двойственностью. Декер поглядел туда, где метрах в тридцати, прислонясь к охватистому дубу, отрешенно стояла Джеймисон. Хороший друг, прекрасная коллега, да вот беда – абсолютно бессильная помочь ему в нахлынувших переживаниях.
Он снова повернулся к могилам, опустился на одно колено и стал раскладывать на надгробии охапку принесенных цветов, заботливо распределяя их поровну.
– Амос Декер?
Декер поднял глаза: к нему медленно брел пожилой мужчина. Он словно материализовался из сумрака удлиняющихся теней, а по мере приближения и вовсе начинал казаться неким призраком – изможденный, с запавшими чертами, землистым лицом.
Джеймисон заметила того человека раньше, чем Декер, и решительным шагом направилась в их сторону. Собственно, это вполне мог быть кто-то из местных, может, даже знакомый Декера. Хотя поди разбери. К тому же не секрет, что вокруг Амоса Декера то и дело заваривалась какая-нибудь чертовщина. Рука женщины тихо потянулась к кобуре у правого бедра, ближе к пистолетной рукояти – так, на всякий случай. Декер внимательно оглядел старикана. Если не брать во внимание болезненность, в шарканье этого типа угадывалось что-то знакомое; нечто, на что у полицейского наметан глаз. И дело здесь не в возрасте или немощи. Это была походка человека, привыкшего носить на себе кандалы при перемещении – так сказать, следовании из пункта А в пункт Б.
«Бывший сиделец», – мысленно прикинул Декер.
И было еще кое-что. Иногда в такие моменты проявлялся также цвет, связанный с тем или иным человеком. Еще одно проявление синестезии[6], вызывавшее у Декера непроизвольное сочетание цветов с бессвязными на первый взгляд вещами, такими как смерть или числа.
С этим стариканом почему-то ассоциировался цвет бордо. Что-то новенькое.
«А вообще бордо – это что?»
– Вы кто будете? – спросил он, поднимаясь и отряхивая с колен травяные ошметки.
– Не признал? А впрочем, чему тут удивляться. Для вас арестанты все на одно лицо. А от меня тебе спасибо за отсидку.
«Точно, сиделец».
Все это слышала и Джеймисон, ускоряя шаг. Она уже и пистолет наполовину вытащила из опасения, как бы этот старик не явился сюда для сведения счетов. За годы службы Декер упрятал за решетку много кого. И этот тип, очевидно, один из них.
Когда старик остановился в паре метров, Декер окинул его взглядом. Сам он был ростом под два метра, а стрелка весов под ним плясала у отметки «130». При поддержке Джеймисон и ее подстегивании насчет спорта и здорового питания он за последние два года сбросил больше сорока кило. Большей «худобы» вряд ли уже достичь.
У старика рост был примерно метр восемьдесят, а веса не набиралось и семидесяти; шестьдесят пять от силы. В ширину – как распиленная вдоль доска. Кожа вблизи казалась хрупкой, как старый пергамент, того и гляди разлезется.
Звучно вобрав горлом слизь и слюну, старикан повернул голову и святотатственно харкнул на кладбищенскую землю.
– Прям-таки не узнаешь? У тебя ж вроде глаз-алмаз, а память как у фотоаппарата?
– Кто тебе это сказал? – насторожился Декер.
– Твоя старая напарница.
– Мэри Ланкастер?
Старикан кивнул:
– Она мне выдала и то, что тебя можно застать здесь.
– Что ее на это подвигло?
– Я Мерил Хокинс, – произнес старикан тоном, будто объясняющим здесь его присутствие.
У Декера приотвисла челюсть. Хокинс на это осклабился, хотя улыбка не коснулась его глаз. Выцветшие и неподвижные, они едва теплились огоньком жизни.
– Ну что, вспомнил теперь?
– Как ты очутился на свободе? У тебя же пожизненный, без УДО.
Между ними властно встала подоспевшая Джеймисон.
– А это Алекс Джеймисон, твоя новая напарница, – кивком указал на нее Хокинс. – О ней Ланкастер тоже мне рассказывала.
Он опять перевел взгляд на Декера:
– Отвечая на твой вопрос. В тюряге я больше не сижу, потому что у меня рак в последней стадии. Самый дрянной, поджелудочной. Люди живут от силы пять лет, но мне и это не светит. Всякая там химия, облучение и прочее дерьмо, которые мне к тому же не по карману. – Он дотронулся до своего лица. – Еще и желтуха. Так что, видишь, поздняк метаться. Ну и метастазы, само собой. Громкое словцо, а означает, что рак сжирает меня со всех концов. Теперь вот и мозг тоже. Последний, стало быть, иннинг[7]. Я уже не жилец, однозначно. Неделя от силы, и загнусь к чертям собачьим.
6
Постоянное наложение на один вид ощущений других видов ощущений, в норме никак с ним не связанных; самый распространенный пример – стойкие ассоциации объектов и понятий с разными цветами и оттенками, которыми сами они не обладают и не могут обладать.