Гарри молча кивнул. Слишком много информации он узнал сегодня. Слишком много всего произошло. И это необходимо было обдумать, но не в присутствии директора. Тем временем Дамблдор коснулся палочкой содержимого Омута Памяти. Субстанция завихрилась, над чашей поднялась призрачная фигура, в которой парень, к своему удивлению, узнал Трелони. Та начала вещать грубым замогильным голосом, который Гарри уже слышал на четвертом курсе.
Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда… рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца… и Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Темного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…
Пророчество отзвучало. А Гарри все сидел, устремив взгляд в одну точку, туда, где еще недавно вещала призрачная Трелони. Из услышанного парень понял, что рожден не для нормальной жизни, а для того, чтобы умереть или стать убийцей. Юноша никак не мог прийти в себя. Молчание затянулось. Наконец Дамблдор решил вывести его из ступора, тихо позвав:
- Гарри?
Тот встрепенулся и непонимающим взглядом посмотрел на директора.
- Мой мальчик, с тобой все нормально? – заботливый тон вывел парня из себя.
- Нормально??? Вы спрашиваете, нормально ли? А со мной когда-нибудь было хоть что-то нормальное? – Поттер вскочил в ярости, опрокинув стул. – Да всю мою гребаную жизнь… Я никогда и не жил нормально! И, судя по этому долбаному Пророчеству, не стоит и начинать!
Гнев парня нарастал. В окнах начали позвякивать стекла. По кабинету прошла отчетливая вибрация. Мелкие предметы попадали со своих мест. Вокруг парня начала образовываться воронка магического вихря, которая все росла и росла. Мебель, попадавшая в радиус ее действия, трещала и разлеталась на куски. Чем дольше злился Гарри, тем сильнейшей силы смерч бушевал в комнате. А он, будто и не замечая этого, продолжал кричать, выплескивая свою злость.
- Убийцей! Я рожден для того, чтобы стать убийцей! А если у меня дрогнет рука, то у Волдеморта нет! И что я в свои пятнадцать могу ему противопоставить! Даже Круцио полноценное и то наложить не в состоянии! Да проще пойти и самому заавадиться, чтобы не напрягать этого красноглазого монстра! И как долго вы собирались скрывать эту информацию? Кто еще из близких должен умереть, чтобы мне говорили правду? У меня ведь больше никого не осталось! Никого… – последнее слово Гарри произнес шепотом. Гнев, дающий силы, прошел. Парень был опустошен морально и физически. Он прямо посреди кабинета опустился на колени, обхватив себя руками.
Поток магии иссяк вместе со злостью юноши. Вихрь успокоился. В углу, на своем насесте жалобно курлыкнул феникс. Гарри поднял голову на этот звук и с удивлением осмотрелся. Кабинет был полностью разрушен. Весь пол усеян щепками, осколками стекла, фарфора и страницами книг. Лишь те предметы, которые попали в защитный купол, наброшенный на себя директором, остались в целости.
Сняв защиту, Дамблдор поинтересовался:
- Ну что, мой мальчик, успокоился?
Гарри удивился глупости вопроса. Он только что потерял крестного, пережил нападение Волдеморта, узнал содержание Пророчества, не оставляющее выбора, а директор спрашивает о спокойствии? Горькая улыбка обозначилась на губах.
- Да уж, – подтвердил он. – Вы меня отпустите? Я очень устал.
- Конечно, иди, Гарри, – ласково улыбнулся ему директор. – Тебе надо поспать.
Парень тяжело поднялся. Еле передвигая ноги, подошел к дверям. Ощущения были такими, как будто это не он разнес директорский кабинет, а его раскатали по полу. У выхода он обернулся и, обведя рукой учиненный разгром, пробормотал:
- Простите, – и вышел, прикрыв за собой дверь.
Несколько дней, прошедших с того памятного вечера, Гарри обдумывал все, что случилось. Встреча с Волдемортом, смерть Сириуса, проклятое Пророчество, предательство Дамблдора. Временами парень просто ненавидел директора за его отношение. Но пытался уговаривать себя, что старый маг ему никто и ничем не обязан. Однако за обман было больно. За это время он многое успел осмыслить. Посетив в больничном крыле друзей, Поттер понял, что не может нормально общаться с ними. Даже в их уютной компании, к которой присоединились Невилл и Полумна, он чувствовал себя изгоем, не таким, как все. Хотелось побыть в одиночестве. К тому же пресса, поливавшая его грязью весь год во главе с Министерством, резко стала воздавать ему хвалу, как Избранному. Из-за этого те, кто еще вчера отворачивался от парня, как от чумного, резко изменили к нему отношение. Было противно до тошноты.
Все чаще Гарри скрывался от друзей и поклонников в Выручай-комнате. Там можно было сидеть в одиночестве и думать. Но все равно так трудно было смириться с судьбой. Мысли метались от Пророчества к смерти Сириуса. Почему-то всегда вместе с крестным вспоминался и Снейп. Вот уж кого Гарри с удовольствием выкинул бы из головы, но никак не получалось. Постепенно странные выводы стали напрашиваться сами собой. Коль он рожден лишь для того, чтобы уничтожить Волдеморта, то можно искупить своё, еще не совершенное преступление, сделав хорошее другому человеку. Он пытался избегать слова «убить» даже в мыслях. Но в глубине души понимал, что смысл Пророчества сводится к тому, что он станет либо жертвой, либо убийцей. Понимая, что время бежит неумолимо и развязка все ближе, парень все острее чувствовал необходимость поговорить с профессором. Но почему-то встретиться со Снейпом лицом к лицу было страшнее, чем выйти к Волдеморту на поединок. Выписанные из больничного крыла друзья, видя его настроение, оставили юношу в покое. Рон иногда пытался втянуть в общий разговор или увлечь чем-нибудь. Но Гермиона не давала ему такой возможности. Она старалась охранять Гарри от навязчивого внимания. И он был ей за это очень благодарен. Но пока не мог никому, даже лучшим друзьям, объяснить причину своего угнетенного состояния.
Несколько дней, прогоняя мысли о Пророчестве, парень набирался решимости для разговора с зельеваром. Почему-то, когда он думал о том, что остался в этом мире один, все время вспоминался образ профессора. Наконец, собрав всю волю в кулак, Гарри решился, считая, что лучше посетить подземелья после ужина. В случае если Снейпа не окажется в комнатах, парень решил дождаться его в коридоре во что бы то ни стало. Чем ближе гриффиндорец подходил к личным апартаментам Снейпа, тем тяжелее делались ноги. Он не представлял, что сказать и как уговорить зельевара его выслушать. Но готов был попытаться.
Остановившись перед дверью, Гарри глубоко вдохнул как перед погружением в воду. Подняв руку, неуверенно постучал. Ответа не последовало. Потоптавшись у входа, Гарри почувствовал, как тает, словно снег на солнце, вся накопленная за день уверенность. Оглядев пустынный коридор, парень решал, как поступить дальше. Остаться сидеть на пороге или попробовать прийти в другой раз. Немного помявшись, он для очистки совести постучал вновь уже более уверенно. В глубине души надеясь, что ему не откроют. Юноша уже отворачивался от двери, когда она вдруг резко распахнулась. Парень в шоке уставился на зельевара. Тот был без привычной мантии, но в черном сюртуке с расстегнутыми верхними пуговками, оставляющим открытой шею.
- Поттер?! – Снейп был несказанно удивлен. Ненавистный гриффиндорец – это последний человек, которого он ожидал увидеть у себя перед дверью поздним вечером.
Гарри мялся на пороге, не зная, с чего начать. Встретиться с профессором наедине, да еще и в столь неформальной обстановке было непривычно и страшно. Но Снейп не собирался ждать, пока Поттер наберется храбрости высказать то, с чем пришел.