Каждое произнесенное ею слово ощущается как удар ножа. Она рассказывает мне такие ужасы… о моей паре. Я этого не вынесу.
— Прекрати, — хрипло говорю я. — Этого не может быть.
— Почему нет? Ты думаешь, все счастливы как твое племя? Ты купил рабов, мой друг. Ты знаешь, кто покупает рабов на невольничьем рынке? Развратные, больные сукины дети, в которых нет ни грамма сострадания. Для них мы не люди. Мы — ничто.
Некоторые из ее слов не имеют для меня никакого смысла, но в ее тоне есть горячность, которая говорит мне обо всем.
— Я только просил, чтобы в наше племя привели женщин, чтобы наши неспаренные охотники могли иметь семьи.
— Ты. Купил. Рабов. Не думаю, что кто-нибудь забудет это в ближайшее время, — голос Чейл резкий. — Я была рабом уже восемнадцать месяцев, и позволь мне сказать тебе, что это ад. Меня избивали, хлестали плетьми, давали пощечины, кормили отбросами, продавали незнакомцам и обращались как с животным. И это было всего восемнадцать месяцев назад. Я чувствую себя так, словно постарела на восемнадцать лет с тех пор, как попала в плен. — Она медленно качает головой. — Элли никогда не говорила, но я могу сказать по ее глазам — эта девушка была в этой системе уже много лет. Может быть, даже дольше. Кто знает, что это с ней сделало.
Я не могу думать. Все, что я могу делать, это смотреть на маленькую прямую спину моей женщины. Моя грязная, молчаливая самка.
Моя женщина, которая ненавидит, когда к ней прикасаются.
— Я не прикоснусь к ней, пока она меня об этом не попросит, — говорю я Чейл. — Даю тебе слово.
— Милый, — говорит она с тихим, горьким смешком. — Я ни хрена не верю тебе на слово.
***
— Избегание, — объявляет Вэктал, когда мы возвращаемся в деревню.
Я был удивлен, когда вся деревня встретила нас, когда мы вернулись с охоты. В длинном доме, как называют его люди, проходит праздник, и я чувствую запах жарящейся еды, а Фарли уже начала украшать своего супруга нарисованными символами. Людей обнимают и приветствуют в племени.
Всех, кроме Эл-ли, конечно, которая не хочет, чтобы к ней прикасались.
Новость о нашем резонансе просачивается сквозь племя, и мой вождь выходит вперед, его пара рядом с ним. Все ждут, наблюдая за нами. И именно тогда он объявляет свое решение.
Решение, которое я не уверен, что понимаю.
— А? — Избегание? Это то, чего я еще не слышал. Я смотрю на пару Вэктала, все еще сердитую на меня Шорши. Ее руки скрещены на груди, а выражение лица решительное. Значит, это ее идея. — Что это? — спросил я.
— Очевидно, что ты не принимаешь близко к сердцу интересы племени, — начинает Шорши.
Не принимаю близко к сердцу интересы племени? Разве я не попросил достаточно людей для всех неспаренных охотников? Насколько это эгоистично? Я хмуро смотрю в ее сторону.
Она продолжает, ее пара одобрительно кивает.
— Итак, поскольку ты решил, что законы племени тебе не нужны, — продолжает Шорши, — мы решили, что ты нам тоже не нужен. Тебя официально будут игнорировать. Тебя словно нет в племени. Тебе не рады в длинном доме. Тебе не рады ни в одной из хижин племени, ни у какого костра. Тебя будут игнорировать все без исключения в племени, как будто тебя не существует.
Это… самая глупая вещь, которую я когда-либо слышал. Проигнорированный? Нелепо.
— Я охотник. Я понадоблюсь вам для охоты.
— Мы обойдемся без тебя, — говорит Вэктал. — Ты можешь забрать свои вещи из хижины, которую делишь с другими охотниками, но с этого момента тебя будут избегать. Мне жаль, что приходится это делать, но я надеюсь, что ты усвоишь свой урок.
Это избегание кажется глупым наказанием.
— А моя пара?
— Ее не будут избегать, — говорит Шорши сладким голосом. — Мы более чем рады, что она может остаться, если только она не захочет пойти с тобой.
Я смотрю на Эл-ли с надеждой в глазах. Я знаю, что еще рано, и мы только что нашли отклик, но, возможно…
Но нет. Она отшатывается, отводя взгляд, и игнорирует меня. Ясно. Ей нужно больше времени. Я ждал свою пару много-много сезонов. Я могу подождать еще несколько дней. Я пожираю ее взглядом, не в силах отвести взгляд.