— Я все еще слышу, как стучат твои зубы, — говорит Бек, повернувшись ко мне спиной. — Разденься и завернись в одеяло. Иначе ты никогда не согреешься.
Ой. В его словах есть смысл. Я сбрасываю мех, срываю с себя замерзшую одежду, а затем заворачиваюсь в одеяло. В пещере сразу становится теплее, и я устраиваюсь поближе к огню. Проходят долгие мгновения, а Бек остается стоять спиной ко мне. Интересно, чего он ждет?
— Скажи мне, когда можно обернуться, — говорит он после очередного долгого молчания. — Я не буду смотреть на тебя обнаженную, обещаю.
Это то, о чем он беспокоится? Я хочу сказать ему, что он единственный, кто когда-либо потрудился одеть меня.
— Сейчас.
Он медленно поворачивается и слегка кивает мне в знак одобрения, затем подходит к огню. Я наблюдаю за ним, пока он подбрасывает в него еще труху, его большие руки грациозны и уверенны. По какой-то причине я очарована его руками и тем, как они двигаются. Может быть, потому, что они огромные и сильные, но он не использует их против меня. По крайней мере, поправляю я себя, не со времен охоты на са-кoхчка. Даже тогда он выглядел испуганным при виде моих синяков. Я еще немного наблюдаю за движениями его рук, а затем наклоняю к нему голову, когда он замолкает, наблюдая за мной.
— Мне понравилась твоя сегодняшняя улыбка, — говорит он мне. — И твой смех. Это было прекрасно.
Я ничего не говорю, хотя чувствую, как мое лицо вспыхивает от жара. Мне нравится слышать эти слова, но я не знаю, что сказать ему в ответ. Что мне нравится его улыбка? Его руки? Что мне нравится, какой он теплый? Эти слова кажутся ужасным комплиментом.
Бек приподнимает подбородок и смотрит на мою голову.
— Твои волосы все еще покрыты грязью и льдом.
Я прикасаюсь к ним рукой, и это твердое, отвратительное месиво. Я морщу нос.
— Хочешь помыться? — спрашивает он меня. — Я могу принести тебе воды. Я обещаю, что не буду смотреть.
— Почему? — Я пожимаю плечами.
— Почему? Потому что… некоторым людям это не нравится. Они застенчивые. — Его глаза сужаются. — А ты застенчивая. Я подумал…
— Большинство владельцев не дарят одежду, — говорю я ему.
— Владельцы? — Он хмурится. — Я не твой владелец.
Я пожимаю плечами.
— Ты купил меня. Кому же я принадлежу, если не тебе?
— Себе.
Я издаю негромкий звук «хм». Пройдет некоторое время, прежде чем я поверю в это.
Тогда Бек сильно хмурится, глядя на меня.
— Я не понимаю, почему ты так сосредоточена на том, чтобы принадлежать кому-то.
Я сосредоточена? Он серьезно?
Он не может быть серьезным.
Я пристально смотрю на него. Мне приходит в голову, что здесь, на этой защищенной планете, где люди отдают вещи, если они вам нужны, у них нет понятия о деньгах. Или рабов, если уж на то пошло. Мне сказали, что Джорджи и другие были на пути к тому, чтобы стать рабами, но никому из них не приходилось жить как чья-то вещь. Чья-то собственность. Впервые с тех пор, как я попала сюда, мой страх уступает место гневу.
Настоящий, сильный гнев.
Я поднимаю свой грязный ботинок и швыряю ему в голову.
Он уклоняется от него — как я и предполагала, — и удивленный взгляд, который он бросает на меня, был бы комичным, если бы я не была так зла.
— Эл-ли! Что ты делаешь?
— Ты хоть понимаешь, что натворил?
Бек выглядит таким же удивленным моим воплем, как и я сама.
— Что я натворил?
— Ты купил рабов! Людей!
Он прищуривается на меня.
— Я приказал привести тебя сюда. И остальных.
— Ты купил нас! Есть разница! — Когда становится ясно, что он не понимает, я стискиваю зубы и пробую снова. — Ладно. Как, по-твоему, я сюда попала, Бек?
— Кап-тан и Тракан привезли тебя.
Это, должно быть, два других синих парня. Придурки, которые надели на меня ошейник.
— Как ты думаешь, откуда они меня забрали?
Выражение его лица становится беспокойным.
— От… — он делает паузу, размышляя. — Других инопланетян?
— И ты думаешь, я пошла с этими другими инопланетянами добровольно? — Под одеялом мой кулак сжимается, сжимается и разжимается, сжимается и разжимается. Я не могу поверить, что выплевываю в него так много слов. Я не могу поверить, что я так зла.
Я не могу поверить, что он этого не понимает.
Он колеблется, и я вижу вспышку понимания на его лице.
— Они украли тебя, — говорит он через мгновение. — Я помню, как Шорши говорила это.
— Да. Украли. Меня украли, когда мне было двенадцать. С тех пор я была рабом.
Он снова хмурится.
— Ты не раб, Эл-ли.
Я указываю на свой ботинок.