— Что здесь произошло? — спросила я, периодически оборачиваясь, чтобы посмотреть, как убирают кровь. Амбал даже не взглянул на меня, завернув вправо.
— Парочка наших стражей убита, — его голос ничего не выражал, из-за чего я не могла не скривиться от такого безразличия к потере своих сородичей.
— Кем? — в моем голосе прозвучало удивление.
— Как вы знаете, к нам привели вервольфа. — я кивнула, непонятно кому, но кивнула. — Он оказался очень сильным, при этом был правой рукой Альфы...
— У них – это Бета, — исправила я охранника.
— Он вырвался и убежал, — мне резко заложило уши, из-за чего пришлось остановиться.
Как – сбежал? Он теперь бегает по нашей территории?
— Но господин Ховард так разозлился, что догнал его и убил! — добавил охранник, и послышался мой вздох облегчения. — И успел допросить! — амбал исчез, оставив меня одну перед дверями в кабинет отца, где меня, наверное, ждёт ад.
Открыв дверь, я заглянула вовнутрь и увидела своего родного отца, который держал в руках стакан из хрусталя, куда было налито что-то темное — наверное, виски.
— Господин Ховард? — дверь за мной закрылась, и глаза налитые кровью, устремились ко мне. Когда на смену моего отца приходит господин Ховард, то даже его собственной дочери не позволено обращаться к нему «отец» или «папа».
— Эглантина, садись. — скривившись от полного произношения моего имени, я села на мягкий кожаный диван орехового цвета.
— Вы хотели меня видеть? — сидя с ровной спиной, я стала кусать внутреннюю сторону щеки по привычке, чувствуя при этом вкус собственной крови.
— Да, хотел, — с лёгким стуком он поставил стакан на стол и сел в такое же кожаное кресло. Комната была погружена во мрак, ибо шторы закрывали окно — человек бы ничего не увидел. В его кабинете всегда было темно, ибо солнце ему вредит, ведь он не такой как мать. — Почему ты была на территории оборотней? — напрямую спросил отец, «господин Ховард», поправила себя я, а он стал потирая подбородок большим пальцем правой руки, показывая этим, что он что-то задумал.
— Забирала то, что принадлежит мне! — машинально сказала я, даже не запинаясь. Можно было заметить, что его это рассмешило. Меня всегда задевало то, что он просто смеётся надо мной, когда я говорю что-нибудь на полном серьёзе, как он в открытую говорит мне, что я не смогу то, не смогу это, говоря этим, что его дочь – ничтожество.
— И что же у них — твоё? — послышался насмешливый хохот с его стороны и мои клыки сильней впились в щеки. Я отодвинула кожаную куртку, показывая мамино наследство. Его лицо изменилось за секунду. Зловещая ухмылка сошла с лица, как будто её и не было, черты лица стали мягче, и самое главное — это то, что глаза смотрели на меня, как на дочь, а не слугу или отброс.
— Отец? — по стенам кабинета пришёлся мой тихий и неуверенный голос, полный надежды на «возвращение» отца. Он убрал стакан с виски, и тяжело вздохнув, устало потер глаза своей большой рукой. Всем вампирам, которые знали мою мать, было нелегко перенести ее ужасную смерть, но мы вместе прошли тот период и живем дальше своей неизменной вечной жизнью. А папа... Он как будто отдалился от нас, словно был один со своими мыслями про Зоэ, мою маму. Его болезнь стала для меня вторым ударом. Это было лето тысяча пятьсот девяносто девятого года. Мы уже жили в этом огромном «доме» почти восемнадцать лет, и с того момента прошло практически двадцать лет со дня маминой смерти. Энрике (мой папа — испанец) на то время был еще подавлен и сильно пил, не человеческий алкоголь, а вампирский[4]. Мы с другими его не трогали, но тщательно следили за ним, чтобы тот не натворил глупостей. И в один «прекрасный» момент это случилось. Он ударил меня.
Мне тогда сообщили прекрасную новость — на днях из Италии должен был приехать наш дальний родственник и мой друг — Винсенте. Папа тогда очень разозлился, когда я пришла к нему в кабинет передать слова Вина, ибо это был сводный брат Зоэ, который любил её (как сестру, конечно) не меньше, чем Энрике. Он поднял руку на «свою кровь». На улице уже стемнело, а моя машина ехала со скоростью двести километров в час. Тогда я провела ночь в отеле, а вернувшись домой на следующий день, застала ужасную картину, где Энрике прижал к стене зала тётушку Лауру, которая всегда нравилась отцу своей добротой. Тогда и появился «господин Ховард».
— Это произошло опять? — не поднимая головы, спросил папа. Мой вздох облегчения был слышен, наверное, всем тварям нашего леса и не только.
— Да, папа.
— Как они украли это? — он устало кивнул на мою шею.
— Я предполагаю, что у нас завелась «крыса», — озвучив свои доводы отцу, я расслабилась и развалилась на диванчике.