Наверное, у звёзд сегодня тоже вечеринка, — нетрезво подумала Нюша и тихо рассмеялась.
— Я не помешаю? — услышала она приятный мужской голос и обернулась.
Оказывается, на крыльцо вышел молодой человек, совсем молодой. Лет двадцать пять, — на глаз определила Нюша. Светлый костюм, тёмные волосы, серые глаза, кажется серые, насколько это можно понять в неярком свете уличных фонарей. Фигура — зашибись, в движениях что–то кошачье…
Кажется, она знает этого паренька. Интересно, откуда?
— Мы с вами знакомы? — спросила Нюша и вдруг подумала, что вопрос этот из арсенала записного ловеласа.
Но молодой человек не удивился и кивнул:
— Наверняка. У Антона все друг с другом знакомы. Я — Иванов — Растрелли.
— А я — Сидорова. Просто Сидорова, — засмеялась Нюша, откидывая волосы, которые так и норовили упасть на глаза. — Нам бы сюда ещё Петрова с Водкиным для коллекции.
Иванов — Растрелли охотно рассмеялся в ответ, и тут Нюша вспомнила, кто он. О молодом миме, которому пророчили славу легендарного романтического клоуна Леонида Енгибарова, писали все газеты. Даже Лёвушкин «Московский вестник» разразился хвалебной полосой с потрясающей фотографией. Оттого и лицо Растрелли показалось ей знакомым. Как же его зовут? Как–то замысловато. Игнатий? Ипполит? Иннокентий? Точно, Иннокентий!
— Вы тот самый Растрелли? — спросила она. — Который Иннокентий?
— Тот самый, обычно откликаюсь на Кешу, — охотно согласился Растрелли.
— А я — Анна, но откликаюсь на Нюшу, — призналась Нюша. И они уже вместе, дружно рассмеялись, как старые знакомые.
— Скажите Нюша, — вкрадчиво начал Растрелли, — вы часто плачете?
Ничего себе вопрос! — обалдела Нюша. Это–то из арсенала какого ловеласа: просто записного или изощрённо записного? Или просто разминка между танцами?
— Не очень, — призналась она. — А что, похожа на плаксу?
— Не похожи, но вам очень идут ваши слёзы, — Растрелли мягким деликатным движением руки дотронулся до бриллиантовых капелек–серёжек.
— Вы полагаете, я плачу бриллиантами? — удивилась Нюша.
— Я полагаю, — согласился Растрелли. — Нет, я уверен, что это так. И очень хорошо, что вы редко плачете. Иначе бриллиантов в мире стало бы слишком много.
Ого! Как многозначительно, спятить можно! Всё–таки похоже, клоун–романтик подкатывается ко мне этак вкрадчиво, — подумала Нюша. — И, похоже, я ничего не имею против.
— Кеша! Ты где? Тебя уже твоя дама с собаками ищет! — высунулась из дома чья–то всклокоченная голова.
Ну вот, в кои–то веки кто–то понравился, так на тебе! Дама, да ещё с собаками, расстроилась Нюша, независимо разглядывая звёзды. Те, похоже совсем напившись, как–то странно подмигивали. Будто передавали морзянкой свой нетрезвый привет нетрезвым жителям Земли.
— Иду, иду! — отозвался Растрелли и тронул Нюшу за руку. — Вы не откажетесь, если я вас приглашу на своё представление? — спросил он.
— Не откажусь, — Нюша не сразу отняла руку.
— А как мне вас найти? Впрочем, Антон наверняка подскажет…
— Я живу сейчас в Доме творчества, — Нюша указала рукой на темную дорогу.
— Я вас найду, — пообещал Растрелли и исчез в доме, оставив после себя приятный запах дорогого парфюма.
Он ушёл, а Нюше внезапно так захотелось спать, что она несколько раз подряд зевнула. Даже челюсть хрустнула. Оч–чень, очень романтично всё это, однако пора баиньки, решила Нюша и, стараясь идти ровно, двинулась к Дому творчества. Звёзды, совсем раздухарившись, устроили несанкционированные пляски. Что–то среднее между классическими сиртаки и разудалым краковяком.
Лишь у самого корпуса она вспомнила о брошенных на празднике Юлиане и Кларе. Но не утаскивать же средь бала в койку в кои–то веки разгулявшихся старушек! Не маленькие, доберутся.
Музыку из особняка Тухачевского было слышно даже в номере. Но Нюша слышала совсем, совсем другое.
Вкрадчивый голос шептал ей прямо на ухо, мешая заснуть:
— Вам очень идут ваши слёзы… Вам очень идут… Вам очень…
Глава четвёртая. Мерси — Толкай
19 августа 2000 года
Пепелище было и вправду знатным. Огромное чёрное пятно с останками арматуры и кирпичными обломками по периметру. От перелыгинской администрации сохранился, по сути, только фундамент.
В своё время Ситников не стал сносить старое деревянное и ещё вполне крепкое здание, а лишь привёл его в божеский вид. Теперь уж точно всё придётся строить из красного, исключительно огнеупорного кирпича. И обязательно с башенкой! Эх, если б только этой мыслью можно было утешиться…