«Ягуар» тем временем развернулся и, бибикнув заглядевшимся на митинг пацанам, умчался вверх по Охотному ряду.
Катя задумалась и застыла на мгновение, стеклянными глазами рассматривая полосатый шерстяной свитер. Затем машинально положила свитер — полоска синяя, полоска белая, почти тельняшка, только стоимостью в пятьсот, кажется, долларов — в стопку нижнего белья.
Агрессивные матросские полосы моментально нарушили гармонию шёлковой стопки, где преобладали телесный и персиковый цвета, обильно сдобренные тонким кружевом и даже — уже совсем не обильно — блёстками–стразами.
Этот гарнитурчик со стразами, «смерть мужикам», Катя надевала лишь однажды — на Новый год. Но они с Петуховым так тогда напились, что оценить волшебное, прямо–таки магическое воздействие блестящих стекляшек, о котором так долго распространялась продавщица, Катя просто не успела. Все иные праздники казались ей совершенно неподходящими для изысканного, сверкающего каменьями бельишка. Уж больно они какие–то… пролетарские, что ли, эти классические отечественные праздники.
Опомнившись, Катя переложила свитер в правильную кучку — к свитерам, и выглянула в окно. У припаркованного возле подъезда «ягуара» туда–сюда, как исправный маятник, топтался Лёвка. Лёвка остановился, посмотрел на часы и полез рукой в карман пиджака.
Сейчас позвонит, — догадалась Катя. И точно. Запел мелодию гимна мобильный, запрыгал от нетерпения на журнальном столике.
— Кать, ты скоро? У меня уже ботинки запылились! — радостно завопил Лёвка.
— Почти готова, — соврала Катя и нажала кнопку отбоя.
Так, шкаф почти пустой, теперь всё это барахло надо запихнуть в чемоданы, сложить в отдельные пакеты деловые костюмы. Несколько пар обуви… Остальное можно забрать позже. Катя решительно выкатила на середину комнаты огромный чемодан.
— Катерина, ты что, решила всё увезти? — в комнату вошёл Петухов, распространяя запах некогда хорошего виски.
То есть вчера, когда Петухов начал пить, виски был хорошим, но его было слишком много. А когда хорошего продукта слишком много, он отчего–то портится. Тем более, будучи пропущен через организм. Петухов был в синей футболке и спортивных штанах, а на груди его отчего–то болтался морской бинокль. Он что там, на кухне, с горя Лёвку в бинокль разглядывал?
— Всё — не всё, а кое–что на первое время, — Катя окинула взглядом заваленный диван.
— Ну-с, ты себя не обделила? — поинтересовался Петухов, разглядывая в бинокль пейзаж на диване. — Хоть что–нибудь оставь, всё равно больше двух месяцев ты с этим… — он покривился и кивнул в сторону окна, — не проживёшь.
— В прошлый раз прожила три, — уточнила Катя. — А там… Костя, мы ведь с тобой разводиться не будем? Всё–таки мне по статусу не положено.
— Раньше думать надо было, — завредничал Петухов, приглаживая вздыбившиеся от виски кудри. — А если я вдруг жениться решу?
— А ты что, собираешься? — испугалась Катя.
— Пока нет, — Петухов навёл на жену бинокль так, что она вдруг стала для него далёкой–далёкой и ужасно маленькой. Прямо как Дюймовочка. — Но ведь могу, как ты полагаешь, собраться–то?
— Ну, соберёшься, тогда и будем говорить, — отрезала Катя и с остервенением начала закидывать шмотки в чемодан. — Господи, сколько же барахла! Костя, ну зачем человеку так много всего надо, а?
— Потому что человек — алчен, — философски ответил Петухов и попытался примостить в чемодан бинокль.
— Костя! Не мешай! — возмутилась Катя. — Ты мне ещё пепельницу положи!
— А что, нужна? — Петухов готовно потянулся за пепельницей, стоявшей на подоконнике.
Катя с самого утра дымила, как паровоз, хотя обычно выкуривала максимум две сигаретки вечером. Всё–таки решение бросить такого удобного третьего мужа ради непредсказуемого первого далось ей нелегко
— Вам с окурочками завернуть, товарищ народный депутат? — невесело веселился Костя.
Он, обычно такой уравновешенный и солидный, сегодня был каким–то не таким. Вздорным каким–то, что ли… Оно и понятно — жена уходит. А это вам не жук чихнул. К тому же — виски. Ох, и сурьёзный напиток! Как там писал поэт? «Как хороши, как свежи были виски»?
— Петухов! Да ты — пьян! — осенило Катю.
— Есть немного, — согласился Костя. — Остаточные явления. Ты мне вот скажи, Кать, если ты вдруг надумаешь возвращаться, то ты вернёшься сразу ко мне или со вторым мужем сначала попробуешь воссоединиться?