Но, если уж честно, руку на сердце, то всё это были отговорки. Просто то самое «пожалуйста» обещало нечто большее, чем просто возможность посмотреть представление с привилегированных мест. «Пожалуйста» было приглашением продолжить вечер. Именно потому Нюша и одела вечернее чёрное платье на тонких бретельках и тот самый гарнитур с бриллиантами — «слезами», в котором и познакомилась с Ивановым — Растрелли. Иннокентем — Кешей. Юношей с кошачьей грацией и вкрадчивым баритоном.
Сегодня она попытается рассмотреть, какие у него глаза. Тогда, на ночном крыльце у дома Тухачевского они казались серыми. Пожалуйста, пусть они окажутся серыми…
Первое отделение было отдано зверям и воздушным гимнастам. Воздушные гимнасты крутили сальто под куполом, обезьяны пили лимонад из огромных бутылок с сосками, заезжие (гастролёры из Берлинского цирка) кенгуру боксировали до крови. Кровь, конечно, была искусственная — уж больно лихо она лилась на опилки и совсем при этом не темнела.
Затем собаки во фраках и вечерних нарядах типа Нюшиного разыгрывали сцены во французском кафе. Что во французском — Нюша определила по музыке. Губная гармошка, баян, в общем, сплошное, типично французское очарование.
В финале первого отделения Нюша в полной мере оценила расположение ложи. Огромный серо–коричневый слон в расшитой золотом попоне именно ей преподнёс букетик фиалок, оказавшийся искусственным. Наверное, дрессировщик решил не искушать слона настоящими цветами. Умный–то он умный, но всё–таки — животное.
Цветы для слонов наверняка как пастила для человека, — думала Нюша, осторожно принимая обмусляканный бумажный букетик. И пожалела, что из–за пробок так и не успела купить Иннокентию цветы. Цветок — одну белую розу. Наверное, это самый оптимальный букет для грустного клоуна с серыми — наверняка — глазами.
Нюша не стала выходить из своего бархатного убежища в антракте. Почему–то ей казалось, что на высоких каблуках и в открытом платье она почувствует себя среди шумной цирковой публики совсем одинокой. Похоже, она порядком одичала в своём Перелыгино.
Второе отделение началось с фокусника, выпустившего из шляпы целую голубиную стаю. Потом резвились акробаты, а клоуны довольно смешно их передразнивали, причём исполняли трюки ничуть не хуже самих артистов. Фокусники, жонглёры, снова клоуны. Весёлые — рыжий и лысый в детских зелёных штанах на постоянно спадающей лямочке. Где же Иннокентий?
Номер Иванова — Расстрелли был последним.
Замолк оркестр, погас свет. Стало слышно, как нетерпеливо покашливают зрители, а кто–то разворачивает конфетный фантик. На арену бесшумные тени накинули покрывало, двое служащих в чёрных трико протянули наискосок фосфоресцирующую зеленовато–серебристую верёвку–канат, отбрасывающую слабое мерцание.
И вот в тёмном зале появился свет — лунный зайчик. Узкая жёлтая полоска выхватила белое неподвижное лицо с тёмной прорезью рта и огромными, подведёнными углем глазами. Одновременно со светом запела скрипка. Нежно–нежно, будто прокладывая в темноте дорогу остальным инструментам.
Второй луч оказался бледно–розовым. Он более определённо высветил серебристую верёвку–канат, пересекающую арену, как бесконечно длинная змея. К скрипке присоединилась басистая виолончель. И вот уже струнные, набирая силу, выводили волшебную мелодию. Кажется, Вивальди, — определила Нюша. От этой музыки перехватывало сердце и хотелось сделать что–то очень хорошее, благородное. Как минимум — дать руку идущему по проволоке юноше со скорбными угольными глазами, который чудом удерживал равновесие.
Казалось, зал перевернулся, и белая печальная фигура исполняет свой танец под самым куполом. Белый клоун завораживал пластикой движений, его руки молили о спасении. Ощущение, предчувствие неминуемой беды — как это можно изобразить танцем? Оказывается, можно. Более того, только этот танец и казался истинным, единственно настоящим в этом призрачном мире, полном мечущихся лучей света и щемящих звуков. Собственно, он и был самой жизнью — Нюша достаточно быстро поняла смысл нехитрой аллегории.
Человек рождается и отправляется в жизненный путь. Первые шаги его робки и неумелы. Затем он, юный и азартный, готов к приключениям и риску. Лихие, размашистые сальто в несколько оборотов с неизменным приземлением ровно на канат под испуганный выдох зрительного зала.