Сколько же они вчера выпили? Нюша с лёгким стоном поднялась с кровати и накинула на голое тело рубашку–ковбойку. Срочно в душ, пока нечаянный возлюбленный не рассмотрел её во всей похмельной красе.
— Ань, водички! — простонал из–под одеяла Иннокентий.
Перед душем она метнула ему в койку бутылку боржоми из холодильника.
Горячая вода понемногу приводила её в более или менее нормальное состояние.
Итак, займёмся подсчётами: сколько же было выпито? Сначала, под шашлыки, белое грузинское вино. Потом опять грузинское, но уже красное. В доме, под чутким руководством Тухачевского, оказавшегося отменным тамадой, залакировали вино виски. Затем — марочный коньяк: «от поклонников моего таланта» (цитата из Тухачевского). Алаверды — кальвадос: «специальным рейсом из Парижа» (цитата из Иванова — Расстрелли). Вишнёвая наливка: «из домашних запасов» (цитата от Натальи, жены Тухачевского). Шампанское: на посошок (ещё у Тухачевских). Немного тёплого бренди: «сонная рюмочка» (неужели Нюша именно так и сказала?) Вот ведь дура!
Итог впечатлял.
Нюша в махровом халате выползла из душа, чувствуя себя обновлённой. Обновление это было, впрочем, весьма сомнительно: вялая походка, нечёткие мысли, точнее, полное их отсутствие, тусклый свет ореховых глаз с розовыми прожилками… Здравствуй, ужас!
Расчёсывая длинные каштановые волосы у старого и оттого снисходительного зеркала, Нюша увидела, как Иннокентий поплёлся в ванную. Походка его была далеко не столь грациозна, как давеча на представлении.
— Надеюсь, я вчера хотя бы не пела? — спросила Нюша отражение Иннокентия.
— А что, ты умеешь? — остановился он, смотря от порога ванной взором изнурённого жаждой путника.
— В том–то и дело, что не умею, — вздохнула Нюша.
— Не пела, — успокоил её Иннокентий. — А я по карнизу не ходил?
— По крайней мере — замечен не был, — улыбнулась Нюша. — А что, за тобой такие подвиги водятся?
— Да кто его знает, — Иннокентий потёр взлохмаченную голову. — Друзья утверждают, что случается. Я же клоун по отцу, Иванову. А мама моя была «девочкой на шаре». И Растрелли–эквилибристы во мне тоже не дремлют. Понимаешь, я пью–то редко — режим, то, сё. Поэтому мне немного надо, чтобы разбудить ту часть, что Растрелли.
— Ну, вчера–то как раз было очень много, слишком много!
— Так вот почему так голова болит! — наконец дошло до Иннокентия.
Нюша не дождалась выхода из ванной столь редко, но метко пьющего Кеши. Заснула мгновенно, стоило ей лишь прилечь на краешке кровати.
А когда проснулась, увидела, что Кеша с влажными, зачёсанными назад волосами, стоит в одних трусах возле письменного стола и что–то читает. Ах да, это она вчера в ночи распечатала последнюю часть триптиха про Ивана Пушкина. Выступила всё–таки с сольным номером! Хорошо, хоть не пела…
Иннокентий, периодически прикладываясь к боржоми — в ход пошла уже третья бутылка — почитывал странное Нюшино творение.
«ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОСВОБОЖДЕНИЕ АНЮТЫ ПРЕКРАСНОЙ
Высок замок Коляна Бессмертного, ох, высок. Так высок, что башенкой даже небо проткнул. Дыра образовалась, озоновая. А Коляну всё нипочём. Одно слово — беспредельщик. Владелец Секретного завода по изготовлению волшебного оружия. Про мобильник–убийцу слышали? Секретного завода изделие.
В самой верхней комнатушке и томится Анюта. Потолок в комнатке низкий, по центру — лампочка одинокая, без абажура. Абажур стеклянный Анюта в первый же день заточения головой разбила — с её двумя метрами роста в комнатке–темнице особо не развернёшься. Плачет Анюта день–деньской, слёзы на рукоделье падают и бриллиантами оборачиваются, каждый в карат. Чистой слезы бриллианты сами собою в вышивку вплетаются, в слово заветное, гладью прошитое: «ИВАНУШКА». Без единой ошибочки вышивка…
Лишь во сне Анюта успокаивается. Снится ей жених наречённый, Иван Пушкин — Чей-То — Сын. «Не плачь», — шепчет Иванушка и в дуло пушки дует. Нежно, ласково. Милый, милый, освободи меня скорее!
Только проснётся Анюта Прекрасная — и скорее за вышивку. Глянь, а паучки–мохнаты–ножки, пособники Коляна, за ночь все бриллианты уже выпороли и в скупку отнесли. Ишь, ворюги! Ничего, Алёна новых наплачет — чего–чего, а слёз у неё много припасено, до прихода Иванушки хватит и на семейную жизнь останется. Неплохое подспорье: чуть деньги в сундучке закончились, достаточно всплакнуть и семейный бюджет вновь воспрянет. Такое вот приданое у Анюты — не хилое.