Само поле осталось в первозданном виде. Только вместо совхозной капусты на нём теперь была высажена альпийская травка и низкорослые цветы разных оттенков. К середине июля, так по крайней мере обещали ландшафтные дизайнеры, поле должно было стать полосатым. Примерно как знаменитые голландские тюльпановые плантации. Мы ведь тоже умеем делать, если захотим. Между полосами высаженных цветов были проложены дорожки–тропы. Но не для пеших прогулок, а для выездки лошадей.
Этой своей идеей Лёвка особенно гордился. Ему удалось укротить пространство, не нарушая равновесия природы. И общественное мнение не могло упрекнуть его в небрежении к классическому ландшафту, увековеченному великой и не слишком великой российской прозой и поэзией. Получалось, что и овцы целы и волки сыты.
Волком был, конечно, Лёвка. Именно он нашёл путь получения приличного гешефта с этой земли, не тревожа её покоя. Ведь как могли испортить вид на поле мирные, экологически безупречные лошадки?
На фоне проносящихся подмосковных электричек и куполов Перелыгинского храма породистые кони смотрелись особенно эффектно. Пусть Гоша и считал, что Лёвка разменивается по мелочам, растрачивая энергию и силы на такие пустяки, как поле, но результатом Лёвка был очень и очень доволен. Не всем же нефть качать, кто–то должен и прекрасное создавать. Понятно, кто — Лев Викторович, вестимо.
— Со Швейцарией? Комплимент, конечно, — согласилась Виолетта. Швейцария явно пошла ей на пользу. Она выглядела превосходно — помолодевшая, похудевшая, с новой стрижкой–каре нового же оттенка — цвета гречишного мёда.
Было прохладно и тихо. После майской жары и тёплого старта июня немного похолодало. Словно природа давала себе маленькую передышку перед летом. Тайм–аут с ночными заморозками.
— Но только попросторнее будет, а, сестрица Ви? — Лёвка дружелюбно обнял Виолетту за плечи, но та деликатно отстранилась.
— Дело не только в просторе, — она задумчиво осмотрела поле, на краю которого мирно жевал травку серый спокойный конь. — Здесь, малыш, воздух другой. Настоящий, не дистиллированный.
— Чего, навозом пахнет? — Лёвка озабоченно принюхался. Пахло в основном мимозой, то есть — духами Виолетты.
— Дело не в навозе, — улыбнулась Виолетта. — Просто пахнет жизнью. Понимаешь?
— Не-а, — признался Лёвка. — Кстати, о жизни. Предлагаю не ждать Гошу, а отправиться на конную прогулку. А он нас догонит. Потом — обед и посещение дачи поэта. Как тебе программа?
— Превосходно, — легко согласилась Виолетта.
Лёвка едва удержался, чтобы не поцеловать бывшую подругу в щёку. Какая–то она сегодня была совсем другая, чем прежде. Слишком красивая, помолодевшая… Или, пока целый месяц прохлаждалась в Швейцарии, влюбилась в кого–то? В пузатого швейцарца с дистиллированным запахом? Эта мысль ему совсем не понравилась. Но грустить и вздыхать Лёвка не умел. Да и не хотел.
— Ну, сестрица Ви, двинули в конюшню! Подберём тебе скакуна поспокойнее, — начал он, но Виолетта перебила:
— Я уже подобрала. Во–он того, серого, как ослик, — она указала на пасущегося коня. — Мне кажется, он для меня достаточно мирный.
— На этом мирном ты далеко не уедешь! — заржал совсем по–детски Лёвка. — Знаешь, как его зовут? Верный! А знаешь, почему?
Виолетта удивлённо пожала плечами.
— Да потому что он верен своей конюшне! И дальше, чем на триста метров от дома не удаляется. А если его пришпорить, может скинуть в кусты. Я тебе другую лошадку приготовил, Снежинку. Красотка хоть куда, — Лёвка сложил пальцы щепоткой и звучно причмокнул. — Вот уж — настоящая женщина! Угостишь сахарком — и делай с ней, что хошь.
— Интересная трактовка образа настоящей женщины! — расхохоталась Виолетта.
… Гоша догнал их у ручья. Белую лошадь и вороного коня. Он хотел подъехать незаметно и спросить, как проехать в библиотеку, но не вовремя оглянувшийся Лёвка обнаружил погоню.
— Третьим будешь? — заорал было Лёвка, но тут же прикрыл рот рукой. Его вороной конь по кличке Фердинанд славился не только родословной, но и тонкой душевной организацией. При нём конюхи даже не осмеливались материться.
Снежинка под Виолеттой радостно заржала, взмахом хвоста одновременно и отгоняя мух, и приветствуя Гошиного коня. Гоша выбрал скакуна из новеньких, присланных Нуром, а белая красавица с первого лошадиного взгляда полюбила башкирского крепкого паренька по имени Сабантуй, что в переводе означало «Праздник». На тёмном лбу Сабантуя, как печать, удостоверяющая качество, белел треугольник.