Париж — провинция:
отголоски якобинской ненависти?
Я совершенно ошеломлен не только астрономическим числом читателей моей предыдущей темы, но в том числе и в особенности враждебностью многих комментаторов, которые — и это самое удивительное — поняли все мои выводы наоборот. Помимо суровых приговоров моему литературному стилю — тут мне, к сожалению, остается лишь признать их правоту и извиниться перед ними: я так пишу и изменить ничего не могу (разве что пытаясь снискать одобрение тех, кому мне не особенно хочется угодить…), большинство воинственных критиков усмотрели в моих словах смысл на удивление противоположный тому, который я в них вложил.
Возможно, прежде всего стоит задуматься не только над привычкой писать в СМИ двусмысленно и с самоиронией (люди явно читают слишком быстро и между строк), но и вообще об обучении чтению в современном мире. Я знал, что неграмотных во Франции становится все больше, но я не подозревал, что чтение, как занятие, докатилось до такого убогого состояния.
Однако если вдуматься, не являемся ли все мы время от времени в той или иной степени жертвами таких ошибок и превратного истолкования? Не на этом ли зиждется один из законов понимания между людьми? В качестве единственного доказательства приведу недавний личный пример: пересматривая в пятый раз за последние сорок лет фильм Висконти «Рокко и его братья», я убедился, что каждый раз смотрю его словно впервые. Например, во время последнего просмотра мне бросилась в глаза чрезмерная мелодраматичность сюжета, неправдоподобность самой истории и явная религиозно-коммунистическая развязка, и я резонно задаю себе вопрос: что ждет меня в следующий раз?
В действительности чтение и понимание текста зависит одновременно от того, насколько мы в данный момент сосредоточены, и от предварительного настроя (конкретных предрассудков и предубеждений), с которым внимаем каким-либо речам.
Несколько лет назад американские исследователи в области когнитивных наук провели волнующий эксперимент: на некоем перекрестке, где находилось много террас кафе с потенциальными зрителями, с помощью каскадеров и со всевозможными предосторожностями было устроено столкновение автомобилей. Те из зрителей, кто в дальнейшем согласился рассказать о том, что видел (или думал, что видел), должны были также дать согласие на два последовательных свидетельства: первый раз в обычном состоянии, а второй под гипнозом. Результат оказался весьма интересным, и он был таков: большинство описаний в нормальном состоянии в корне различались, в то время как под гипнозом оказалось, что все видели одно и то же. Предоставляю читателям объяснить (в нормальном состоянии или состоянии транса, на выбор) смысл этих странных результатов, продолжая тему, которую я назову опасностью эмоционально-устного восприятия.
На самом деле я замечал, что с большинством людей (даже с высшим образованием) достаточно обронить в разговоре выражение или какое-то понятие, которое они ненавидят, как они приходят в бешенство и уже абсолютно неспособны ни слушать вас дальше, ни вообще рассуждать здраво: они заводятся с полуоборота и разражаются проклятиями. Я замечал, что многие драки в барах начинались из-за неосознанной враждебности. Один друг-фермер, живущий от меня неподалеку, когда я привожу конкретные примеры загрязнения окружающей среды и возможного опустошения земли промышленным сельским хозяйством, горячо поддерживает меня. Но стоит мне легкомысленно обронить слово «экология», он в буквальном смысле звереет и не хочет ничего больше слушать.
Вот и другой пример: один мой друг, заслуженный писатель, как-то раз говорил мне про опечатки, которые мы допускаем, что самому их разглядеть практически невозможно (особенно за короткий срок), потому что мы всякий раз видим то, что хотели написать, а не то, что действительно написано.
Африканская пословица гласит (замечу мимоходом, что в ней скрыта глубокая критика наших наблюдений за жизнью экзотических стран, как, возможно, и всей этнологии): иностранный гость видит только то, что он уже знает.
Однако если оставить в стороне главные трудности толкования и возможного негативного отношения, можно с уверенностью побиться об заклад, что причиной внезапной резкой реакции на мой текст, по сути, является довольно серьезная остаточная проблема Франции, которую попросту можно обозвать: непреходящее французское якобинство. Действительно, в мире, кажется, мало настолько централизованных стран, как Франция, с вытекающей отсюда взаимной неприязнью и презрением между провинцией и столицей. Похоже, это противостояние началось во времена царствования Людовика XIV и создания версальского двора, он, по словам большинства историков, вывел страну из равновесия и, вероятно, ускорил революцию — во время которой лишь обезглавили короля, но не распустили двор, который благополучно дожил до наших дней, что заставило сказать эссеиста Фредерика Оффе, автора книги «Парижский психоанализ», что во Франции любое продвижение вверх, любой успех является феноменом придворным. Такое впечатление, что нынешнее правительство умудряется еще больше усилить это якобинское, центристское (и в некоторых областях почти монархическое) господство в стране.