Он выныривает из тени, где курил.
– Ты можешь быть одна со мной в любое время, ты же знаешь. – Слова настоящие и искренние, несмотря на то, что он флиртует, что является его второй натурой. Его кожаная куртка скрипит, когда он склоняется ближе. – Что тебе нужно, чтобы решить твою маленькую проблемку?
– К сожалению, ничего, с чем бы ты мог помочь.
Он раскидывает руки, будто хочет обнять, и я вспоминаю о загадочном – и к тому же совершенно великолепном – британце-произведении искусства, в которого врезалась сегодня утром, когда он наслаждался кофе. Я бы с радостью шагнула в его распростертые объятия.
– Ну же, – произнес Эдди, – расскажи кузену Эдди, что случилось?
– Спасибо, Эдди, правда. – Я по-сестрински погладила его по плечу. – Но у меня все в порядке.
Он проводит рукой по своим волосам, густо смазанным гелем, и ухмыляется в стиле Джоуи Триббиани – «Как-делишки»14.
– В таком случае, пошли со мной на танцы сегодня вечером. Ты почувствуешь себя лучше, чем просто в порядке…
– Эдди, это ты? – Нона выходит в переулок и хлопает его по спине. – Хорошо, что ты здесь. Сходи, помоги отнести коробки с вином, ладно?
– Если передумаешь, куколка, – подмигивает мне Эдди, перед тем как вернуться в ресторан.
– Кыш! – говорит Нона и поворачивается ко мне, качая головой. – Ох уж этот мальчишка… – Она смотрит на меня из-под рыжей крашеной челки. – Ты в порядке, милая? Ты же знаешь, Эдди безобиден.
– Знаю, Нона. Дело не в нем. Наверно я просто нервничаю из-за стажировки. – Я еще раз бросаю взгляд на телефон.
– Они позвонят, Грэйси. Позвонят.
И я произношу то, о чем думала с самого утра, с того момента как встала с постели:
– А что, если я просто недостаточно хороша? Что, если я никогда не буду достаточно хороша?
– Ох, милая. – Она обнимает меня.
Я сдерживаю слезы.
– Я весь год пыталась, снова и снова, и это моя единственная возможность. Никто больше даже не заинтересовался.
– Ты сильная и талантливая, – произнесла Нона. – Более того, ты полна решимости, так же как твоя мама. – Она присаживается на перевернутый деревянный ящик. – Никогда не забуду, когда впервые увидела твою маму и тебя. Тебе было где-то около двух лет, ты была очень рассержена: кричала и билась в своей коляске. Твоя мама в отчаянии зашла к нам и попросила молока. Джованни лишь взглянул на тебя и сказал ей, что у него есть кое-что получше. Он вынес тарелку канноли15 – сладкий крем всегда успокаивал Кармеллу, когда она была малышкой – и ты тут же замолчала и начала уплетать за обе щеки. – Она расхохоталась своим раскатистым смехом, и я не смогла сдержаться и присоединилась к ней, хотя слышала эту историю уже сотню раз. От этого я всегда чувствовала себя ближе к маме.
– Твоя мама была так благодарна, хотя ты и была вся покрыта сахаром и крошками, но, наконец-то, перестала плакать. После этого она навещала нас каждый раз, когда вы вдвоем приезжали в город. Я узнала, какой сильной она была, как усердно трудилась в одиночку, чтобы обеспечить вас хорошим, надежным домом. Она никогда не сдавалась, и ты такая же.
Теперь я не могу сдержать слез.
– Хотела бы я, чтобы она могла быть сейчас тут, – шепчу я. – Хотела бы…
Нона протягивает руку и касается моей щеки:
– Она любила тебя, Грэйси. А любовь никогда не умирает.
В конце смены я отдаю работникам кухни их долю от моих чаевых и получаю еще один раунд подбадриваний, типа: «В путь», «Ты станешь звездой», «Не забудь нас, когда будешь знаменита», а бонусом – поцелуй от Ноны.
– Не переживай, – говорит она, когда я иду домой – вверх по лестнице за рестораном Джованни, в квартирку на верхнем этаже.
Последний год я живу прямо над рестораном. Квартирка насквозь пропахла итальянской едой, но когда мне нужно было куда-то переехать, ди Фиорес предложили мне это место по невероятно хорошей цене. Еще один их бескорыстный поступок в отношении меня. Джованни сказал, это для того, чтобы у меня больше никогда не было оправданий для опозданий, но я опоздала на работу лишь однажды и всегда знала, что Нона очень волнуется каждый раз, когда мне приходится уходить с работы после полуночи и ехать домой на автобусе. Она, и правда, как приемная мама – мне очень повезло, что меня приняли в эту любящую, немного беспокойную и очень шумную вторую семью.
До меня все еще доносится их смех, успокаивающий гул голосов, и я начинаю готовиться ко сну. Дочь Ноны и Джованни – Кармелла – за соседней дверью накрывает стол, к ней присоединяются ее муж Фред и несколько других поваров, чтобы выпить вина и закусить. У меня есть постоянное приглашение присоединиться к ним, и когда я прихожу, они обращаются со мной как с одной из своих.