Прельстясь поддельным золотым кольцом.
Без цели в даль твою
Гляжу я безотрадно,
Твой зной мне в горло льёт расплавленную медь.
Порывы все мои
Ты душишь беспощадно
И не даёшь дерзать и сметь!
Дай всё, что сможешь дать:
Миг радости нежданной,
Печаль разбитых чувств, холодную слезу, —
Я всё снесу легко,
Лишь только б неустанно
С тобой встречать и бурю и грозу!
Огонь твой вечный мне
Плеснул лишь на мгновенье,
Едва коснулся он до уст моих.
Оружие моё
Взяла ты на хранение,
С холодной изморозью дум былых.
Воскресни, древняя!
Вокруг всё — глухо, немо,
Лишь время гонит дни, как подъяремный скот,
Пустыня знойная,
Как динамитный демон,
Мозг из костей и кровь из жил сосёт.
Ещё для правды всей
Не пробил час великий,
Не стану прятаться, как хвост поджавший пёс:
От немоты твоей,
Скопившей плач и крики,
Спасут лишь молнии да громы гроз.
Когда моя заря
Блеснёт огнём багровым
И стрелами лучей пронзит ночную тьму,
То в сон твоих полей
Ворвусь я гимном новым
И знамя будущего подниму.
И зазвучит тогда
Победно, полнокровно
Посеянный в твоём песчаном сердце стих,
И перекликнутся
По-братски в нём любовно
Израиль —
СССР —
две Родины моих.
Этот стих был написан Пэнном в 1929 году — время, когда его слава стремительно росла. Колоссальный успех имеет его любовная лирика. Чего только стоят такие его строки:
«… О всемогущая, безмолвная моя!
Как описать тебя, когда мой стих робеет
Пред тихой прелестью и скромностью твоей,
Любимая моя, подруга и сестра?!»
В его стихах гармонично сливаются библейский эпос и рифма Маяковского, которые воплощаются в ожившем древнем языке. На творчество Пэнна оказало большое влияние творчество его друга и соперника Авраама Шленского и Натана Альтермана — реформаторов древнего языка.
И Шленский и Альтерман оживили иврит. Их стихи — это иврит, который люди используют ежедневно в быту, на улице, словом — в общении. Этой традиции следует и Александр Пэнн, стихи которого положили начало израильской эстраде. Стихи Пэнна очень мелодичные, они легко ложатся на музыку. Такие его стихотворения, как «Земля моя, земля» или «Песня пьяницы» навсегда стали классикой ивритской эстрадной песни.
Так, вместе со своим другом и впоследствии соперником Авраамом Шленским, Пэнн стал одним из создателей нового жанра в молодой поэзии зарождающейся культуры — ивритского шансона. Но этим вклад Пэнна в развитие молодой ивритской культуры не ограничивается.
Он становится одним из создателей израильского кинематографа, приняв активное участие в создании первой в Израиле киностудии «Моледет» (Родина), совместно с режиссёром и продюсером Натаном Аксельродом (1905 — 1987 гг.).
Также он ведёт рифмованную колонку, посвящённую самым злободневным темам в главной газете еврейского анклава в Палестине того времени «Давар» и одновременно является членом репертуарной комиссии театра «Габима» (Сцена), созданного выходцами из России. Его песни исполняются в первом звуковом фильме на иврите «Зоаарец», воспевающем поселенческую деятельность сионистов в Палестине (режиссёр Барух Агадати). Перед Пэнном открываются перспективы блестящей карьеры, но он жертвует ими во имя собственных убеждений. Именно в это время формируются политические взгляды Пэнна как убеждённого коммуниста.
Он решительно отвергает усиливающуюся между евреями и арабами вражду. В его знаменитой поэме «Ханаан», написанной в 1931 году, есть и такие строки:
«И кто вражду в нас растравил?
И братья мы не по крови ли —
Ты, Исаак, ты, Исмаил
Что землю потом здесь поили?
И кто вражду в нас растравил?
И братья мы не по крови ли?
Подобно Владимиру Маяковскому — своему учителю и кумиру, он становится трибуном ивритской поэзии. «Я пожертвовал красотой ради сути, — пишет он, — и посвятил свою поэзию активной борьбе, служению делу социализма и мира во всём мире». Он пожертвовал не только красотой формы, но и многим другим — карьерой и многими социальными благами, которые, казалось, сами шли к нему. Но он их отверг ради своих убеждений.
В то время многим в еврейском анклаве Палестины импонировали идеи Муссолини и Франко о сильном национальном государстве. Пэнн был первым среди ивритских поэтов, кто начал обличать уродливую сущность фашизма и войны — например, в поэме «Испания на костре».