Когда б остался я в чистилище,трудясь на ниве просвещения,охотно б я открыл училищедля душ, не знавших совращения.
Наплевать на фортуны превратность,есть у жизни своя справедливость,хоть печальна её однократность,но прекрасна её прихотливость.
Природа позаботилась самазакат наш уберечь от омерзения:склероз – амортизация умалишает нас жестокого прозрения.
Живёшь блаженным идиотом,не замечая бега лет,а где-то смерть за поворотомглядит, сверяясь, на портрет.
О законе ли речь или чуде,удручающий факт поразителен:рано гибнут хорошие люди,и гуляет гавно долгожителем.
Серые подглазные мешкисетуют холодным зеркалам,что полузабытые грешкипамятны скудеющим телам.
Естественна реакция природына наше неразумие и чванство,и нас обезображивают годы,как мы обезобразили пространство.
Пьеса « Жизнь» идёт в природене без Божьей прихоти:одеваемся при входеи лежим при выходе.
Для одной на свете целивсе бы средства хороши:пепел дней, что зря сгорели,подмести с лица души.
Плыву сквозь годы сладкой лени,спокойной радостью несомый,что в тьму грядущих поколенийуже отправил хромосомы.
Хотя живём всего лишь раз,а можно много рассмотреть,не отворачивая глаз,когда играют жизнь и смерть.
Нас как бы время ни коверкалосвоим наждачным грубым кругом,не будь безжалостен, как зеркало,и льсти стареющим подругам.
Проживая легко и приятно,не терзаюсь я совестью в полночах,на душе моей тёмные пятнапо размеру не более солнечных.
Текучка постепенных переменпотери возмещает лишь отчасти:в нас опытность вливается взаменэнергии, зубов, кудрей и страсти.
Подумав к вечеру о вечности,где будет холодно и склизко,нельзя не чувствовать сердечностик девице, свежей, как редиска.
Я раньше чтил высоколобостьи думал: вот ума палата,теперь ушла былая робость —есть мудаки со лбом Сократа.
Живя блаженно, как в нирване,я никуда стремглав не кинусь,надежд, страстей и упованийуже погас под жопой примус.
В течение всех лет моих и днейжелания мне были по плечу,сегодня я хочу всего сильнейпонять, чего сегодня я хочу.
Размышлять о природе вещейнас нужда и тоска припекает,жажда сузить зловещую щель,сквозь которую жизнь утекает.
Старики сидят, судача,как мельчают поколения,и от них течёт, прозрачен,запах мудрости и тления.
Жизнь становится дивной игройсразу после того, как поймёшь,что ничем и ни в чём не геройи что выигрыш – в том, что живёшь.
Друзей вокруг осталось мало:кому с утра всё шло некстати,кого средь бела дня сломало,кого согнуло на закате.
Надежды очень пылки в пору раннюю,но время, принося дыханье ночи,дороги наши к разочарованиюот раза к разу делает короче.
Уже мне ветер парус потрепал,рули не держат заданного галса,простите мне, с кем я не переспал,особенно – кого не домогался.
Естественно, что с возрастом труднейтепло своё раздаривать горстями,замызгана клеёнка наших днейчужими неопрятными гостями.
Я жил, как все другие люди,а если в чём-то слишком лично,пускай Господь не обессудити даст попробовать вторично.
А славно бы увидеть, как в одеждея лягу под венки при свете дня,и женщины, не знавшиеся прежде,впервой сойдутся около меня.
Я в этой жизни – только странники вновь уйду в пространство ночи,когда души отверстый краниктепло своё сполна расточит.
Гуляки, выветрясь в руины,полезны миру даже старыми,служа прогрессу медицинысимптомами и гонорарами.
Плетусь, сутулый и несвежий,струю мораль и книжный дух,вокруг плечистые невеживлекут прелестных потаскух.