Здесь мне придется опять сделать некоторые пояснения. Заявление Советского правительства от 7 октября вызвало широкий отклик в демократических кругах Англии и других стран. Послышался вздох облегчения: наконец-то нашлось правительство, которое, разрывая пелену дипломатического лицемерия, честно высказало свои намерения.
Нам открыто симпатизировали британские рабочие, и это не могло не получить отражения в лейбористской партии. В течение первых шести недель испанской войны официальные лейбористские лидеры упорно отмалчивались, избегая занять какую-либо вполне определенную позицию. Лишь после того как молчание стало невозможным, они созвали 28 августа специальную конференцию представителей своей парламентской фракции, исполкома партии и Генерального совета конгресса тред-юнионов, на которой было решено:
1. Поддерживать политику нейтралитета в испанской войне.
2. Бороться против проведения массовой кампании в пользу республиканской Испании (на чем настаивали коммунисты).
Таким образом, руководство английского рабочего движения, по существу, присоединилось к той политике «невмешательства», которую проводило британское правительство.
Две недели спустя, 10 сентября, конгресс тред-юнионов в Плимуте подтвердил резолюцию от 28 августа. Предложение об отклонении ее было провалено большинством в 3029 тысяч голосов против 51 тысячи[18].
Главным аргументом, который выдвигали лейбористские и тред-юнионистские лидеры в пользу такой позиции, было запугивание масс опасностью перерастания испанской войны в общеевропейскую. В напряженной атмосфере тех лет этот аргумент был достаточно убедительным для значительной части английского (да и не только английского) пролетариата.
Однако чем ближе мятежники подходили к Мадриду, чем явственней становилась германо-итальянская интервенция в пользу Франко, тем выше поднималась, среди английских и французских рабочих волна протеста против политики «невмешательства». 5–9 октября в Эдинбурге заседала ежегодная конференция лейбористской партии. В разгар ее работы Советское правительство сделало вышецитированное заявление в комитете. Этот демарш с нашей стороны вызвал новый взрыв негодования в пролетарских кругах против блокады Испанской республики. Массы явно рвались в бой, что пришлось совсем не по душе руководству лейбористской партии. Но впечатление, произведенное советским заявлением от 7 октября, было слишком велико, и эдинбургская конференция не могла его игнорировать. Лейбористские заправилы стали маневрировать: лидер партии Эттли и его заместитель Гринвуд посетили британского премьера и потребовали «скорейшего расследования всех обвинений по поводу нарушения некоторыми державами соглашения о невмешательстве» и в случае подтверждения этих нарушений предоставления республиканскому правительству Испании права покупать оружие за границей. О встрече с премьером было доложено лейбористской конференции, которая сочла себя удовлетворенной и окончательное решение о линии партии в «испанском вопросе» передала в руки исполкома. Исполком же после конференции «не нашел оснований» для изменения своей прежней позиции.
Так руководство лейбористской партии саботировало истинные настроения масс. Это повторялось, к сожалению, и в дальнейшем. На протяжении всей испанской войны лейбористская партия в целом (я не говорю об отдельных благородных исключениях) играла предательскую роль по отношению к республиканской Испании, а ее примеру следовали и другие социалистические партии. И теперь, много лет спустя, окидывая взглядом события тех дней, с особенной отчетливостью видишь, какую большую долю ответственности за победу фашизма в Испании несет Второй Интернационал…
Английскому кабинету тоже пришлось маневрировать. 9 октября Плимут от имени своего правительства внес в комитет жалобу на нарушение соглашения о невмешательстве фашистскими державами. Жалоба эта основывалась на тех же самых материалах республиканского правительства Испании, которые фигурировали в советском заявлении от 7 октября, и в соответствии с принятой процедурой была направлена Германии, Италии и Португалии с просьбой дать по ней объяснения. К заседанию 23 октября ответы правительств названных сторон поступили, и председатель комитета Плимут после неудачной атаки против меня предложил перейти к их рассмотрению.
Сначала обсуждался германский ответ. Он состоял из двух частей: в первой берлинское правительство категорически и голословно отвергало все обвинения, выдвинутые против него, а во второй само выдвигало целый ряд обвинений против СССР. И вот тут-то сразу обнаружилась тактика английской стороны. Я не могу утверждать, будто все, что произошло на заседании дальше, было заранее согласовано между Плимутом и Бисмарком (полагаю даже, что формального сговора не было). Однако души их оказались до такой степени настроенными на один камертон, что во время заседания лорд и князь очень гладко разыгрывали одну и ту же мелодию.
Плимут предложил рассматривать германский ответ пункт за пунктом: обвинение такое-то и ответ на него такой-то. Против этого метода трудно было что-либо возразить. Все согласились.
Плимут прежде всего спросил Бисмарка, не желает ли он чем-либо дополнить письменный ответ германского правительства? Немецкий представитель заявил, что «имеет мало что добавить» к документу, полученному из Берлина, и лишь особо подчеркнул, что большая часть обвинений, содержащихся в жалобе британского правительства, относится к фактам, имевшим место еще до подписания Германией соглашения о невмешательстве.
Плимут охотно ухватился за эти слова Бисмарка и довольно долго пережевывал их на разные лады. Выходило так, что германское правительство, в сущности, ни в чем не виновато. Правда, Плимут прибавил, что в английской жалобе, помимо обвинений, основанных на испанских материалах, имеются еще и другие, почерпнутые из собственных британских источников… Тут оратор, сделал маленькую паузу и, многозначительно поглядев на Бисмарка, закончил:
– Может быть, князь Бисмарк в состоянии бросить луч света на эти пункты?
Бисмарк не заставил себя долго ждать и решительно заявил, что все такие обвинения «не имеют под собой никакой почвы»… Впрочем, если председатель комитета желает, он готов запросить у своего правительства дополнительных пояснений по указанным пунктам. При этом немецкий представитель сделал самый любезный жест в сторону Плимута.
Плимут обратился к участникам заседания:
– Желает ли кто-нибудь взять слово?
Желающих не оказалось. Это было характерно для комитета. В прениях обычно участвовали лишь представители пяти великих держав – Англии, Франции, СССР, Германии и Италии. Все остальные молчали или отделывались ничего не значащими замечаниями, относившимися, как правило, к разным процедурным вопросам. В данном же случае Гранди и Корбен тоже не считали нужным высказаться. Первый потому, что поведение Плимута не сулило никаких неприятностей для его германского коллеги. А второй вообще больше всего заботился о том, чтобы в комитете не происходило «скандалов».
Тогда попросил слова я и подверг германский ответ уничтожающей критике. Особенно категоричны были мои возражения против попыток германской стороны голословно отвергать выдвинутые против нее обвинения.
Плимут поспешил на помощь Бисмарку. Заявив, что он будет подходить к вопросу «с чисто юридической точки зрения», председатель затратил немало энергии на то, чтобы доказать, будто факты, которые я инкриминировал германскому правительству, случились до того, как Германия вступила в комитет. Речь свою Плимут закончил обычным припевом:
– Я был бы очень рад, если бы кто-либо высказал свое мнение по поводу происходящей дискуссии…
Желающих высказаться не оказалось снова. Плимут с видом сожаления констатировал это и тут же предложил воспользоваться любезной готовностью князя Бисмарка запросить германское правительство о некоторых еще не вполне выясненных пунктах.
18
Система голосования на конгрессах тред-юнионов крайне антидемократична. Суть ее состоит в следующем: голосуют не делегаты, а тред-юнионы; каждый тред-юнион в зависимости от числа своих членов имеет твердое, заранее определенное количество голосов; если внутри делегации тред-юниона возникают разногласия, то принимается во внимание только мнение большинства (голоса меньшинства не считаются). Пример: допустим, данный тред-юнион имеет 50 голосов, в делегации его, состоящей из 60 человек, 31 высказались «за», а 29 – против резолюции, предложенной Генеральным советом; при окончательном подсчете все 50 голосов этого тред-юниона будут рассматриваться как поданные за резолюцию, Благодаря такой системе голосования, которая именуется «голосованием блоком», руководству профессионального движения часто удается проводить угодные ему решения, не считаясь с мнением оппозиции.