Здесь с графом говорить хочу я.
Финео (в сторону). Я вновь беду под этим чую.
Граф (в сторону). О Теодора, ты во всем
Одна виновна, враг мой вечный!
Донья Анна (в сторону). Он здесь останется, моля,
Чтоб граф ему у короля
Пощаду испросил, конечно.
Но для чего же оскорблять
Так было графа? Это странно!
Так все тревожно, так туманно,
Не в силах я всего понять.
Все уходят, за исключением графа и ткача, который запирает двери.
Сцена XVIII
Дон Фернандо, граф.
Граф (в сторону). Какая участь ожидает
Тебя, о грешник, посмотри!
Ткач обе двери изнутри
Ключом надежно замыкает.
Творец, о, вижу, оскорбил
Тебя безумьем я надменным,
Чтобы орудьем столь презренным
Мою ты гордость поразил!
Дон Фернандо. Граф, я известен вам? (Снимает маску.)
Граф. Под черной
Я маской вас тотчас узнал.
Я вас и раньше угадал
По вашей дерзости проворной.
Дон Фернандо. Так кто ж я?
Граф. Ткач, иль я не прав?
Педро Алонсо? Нет? Так кто же?
Дон Фернандо. Меня вы не узнали все же.
В лицо мое вглядитесь, граф!
Граф. Из ваших слов я вижу, тайну
В себе скрывает ваш совет.
Фернандо вижу в вас портрет
Рамирес я. Необычайно
Лицом вы схожи.
Дон Фернандо. Это я.
Граф. Творец, спаси меня! Какое
Свершила преступленье злое
Греховность низкая моя,
Чтоб этот труп оледенелый
Из гроба вышел своего, —
Где мертвым видел я его, —
Свершить отмстительное дело!
Сестре я вашей честь вернул,
Дав руку ей. Что ж вы молчите?
Чего вы от меня хотите?
Дон Фернандо. Я не хочу, чтоб посягнул
Чернить язык ваш низкой ложью
Мои дела, их приписав
Господню чуду. Знайте ж, граф,
Хоть волю не свою, а божью
Свершить я призван наяву,
И чрез меня пусть мир узнает,
Само вас небо здесь карает, —
Граф, я не умер, я живу.
Небес карающею силой
Моя пусть доблесть станет вам.
Граф. Возможно ль? Но я видел сам,
Как пропасть страшная могилы
Под серым камнем скрыла вас!
Дон Фернандо. Обман! И чтоб мою вы славу
Здесь не пятнали так лукаво,
Вы мой прослушайте рассказ,
Шесть лет прошло с тех пор, как острый яд роняя
На славу, на добро, на все, что знаменито,
В тебя, о мой отец, вонзила зависть злая
Зуб вечной ярости и злобы ядовитой.
Счастливым мотыльком, в сиянье утопая
Монаршей милости, о мой отец маститый,
На пламя яркое ты радостно стремился,
Но гибель в нем нашел – и вдруг всего лишился!
Монаршья милость породила злую
Вражду в его врагах – охоту строить беды
(Отец мой изменить не мог, как не могу я,
Высокой чести той, что завещали деды),
И все ж враги отца сплели молву такую:
С Сейланом, мавром, он, с владыкою Толедо,
Задумал изменить; таким наветом ложным
Был сломлен правды щит, в бою всегда надежный.
И праведный алькайд был предан страшной казни,
Он злую смерть приял, и было небу все же
Угодно, чтоб враги, исполнясь неприязни
Ко мне, невинному, моею кровью тоже
Решили мир залить; но у своей боязни
Я крылья взял тогда и в храм укрылся божий,
Чтоб там святой Мартин плащом своим чудесным,
Как всех, укрыл меня от злобы их бесчестной.
И там, как громом, я сражен был вестью странной,
Что вы сестру мою преследуете страстью,
И чтоб спасти ее от участи нежданной
Стать жертвой слабости иль жертвой сладострастья,
Я отравить решился донью Анну.
Спасло ее тогда искусство иль участье
Того, кто делал яд: так смерти избежала,
И, мертвой притворясь, она не пострадала.
Мне бегством самому спастись лишь оставалось
От злой моей судьбы и от руки наемной.
Но тут сама беда ко мне явила жалость.
И я нашел приют своей судьбе бездомной, —
Страшнее не найти! И в час, когда, казалось,
Весь мир был погружен в объятья ночи темной,
Я в сердце отыскал желанное решенье
И план ужасный свой привел я в исполненье.
Я в нишу к мертвецам отважно проникаю
(Останки бренные она в себе таила),
Плиту холодную с трудом отодвигаю,
Что дверью для гробов неведомых служила.
Пещеру ужаса собой напоминая,
Разверзлась предо мной зловещая могила…
И той же ночью в гроб положенное тело,
Как лед застывшее, я вынимаю смело.
И саван сняв с него, чтоб больше вероятья
Придать возможно было моему обману,
Недвижный этот труп в свое облек я платье,