Выпученные глаза Эстевао стали похожи на спелые виноградины.
– Я не отправлю ее на дыбу и не четвертую, – засмеялся я. – Это слишком скучно. Мы, моряки, придумали развлечение получше. Могу поставить на кон кашанский рубин, что она продержится недели две, если подвесить ее вниз головой на носу. Правда, в море живут разные твари, никогда не знаешь, кому понравится ее запах.
– Ты соответствуешь репутации своей Компании, – сказал инквизитор. – Девочка неповинна в моих преступлениях.
– Так, значит, ты признаешь, что совершал преступления, – улыбнулся я, словно поймал жирного сибаса. – Знаешь, Компания торгует честно. Давай заключим сделку. Ты скажешь мне то, что я желаю узнать, а я отпущу ее, не наказав за твои грехи.
– Никсос. Мы отправляли виновных в колдовстве в Никсос.
Это меня удивило. Но, многое зная об этосианской церкви, я почуял тут правду. Никсос – это святая земля и благословенные воды Священного моря. А еще это дом главного епископа, обладающего почти такой же властью, как и патриарх.
Я свистнул. Двое моих подручных вытащили хнычущую внучку Эстевао за дверь.
– Куда именно в Никсос? – спросил я.
– К рыцарям-этосианам. Они держали пленников в цепях и под замком, подальше от нас, в глубоком подземелье.
– Под храмом?
– Да. Под храмом Гроба святого апостола Бента.
– Молодец. – Я взял «Ангельскую песнь», вонявшую моей мочой с легким ароматом жинжи. – Достаточно подержать ее несколько часов на солнце, и даже не догадаешься, что я на нее помочился.
– Моя внучка…
– Я не добился бы таких успехов, нарушая обещания, инквизитор.
А вот извращение обещаний было моим любимым способом самовыражения.
Я вышел в коридор и закрыл дверь. В дальнем конце стояла внучка Эстебао. Кандалы с ее рук и лодыжек со звоном упали на пол.
Я со смехом приблизился к ней. И потянулся к рогу на ее затылке.
– А про это ты забыла.
Зрачки ее глаз растворились, остались только белые сферы. Руки вывернулись под странными углами. Нос сполз с лица.
– Но он ведь не заметил? – сказала дэв, ее пронзительный голос был чем-то средним между голосом десятилетней девочки и пятисотлетнего демона.
– Позавчера Тревор несколько часов колошматил его по морде. Старик почти ничего не видит. Все решил твой нежный голосок: «Дедушка, прошу тебя, не дай им меня мучить».
– Я тренировалась.
Дэв приняла свою бесполую форму. Она напоминала пустой пергамент. У нее даже бровей не было.
– Ты ведь слышала его слова. – Всегда следует аккуратно формулировать приказы. Таурви не любила, когда ею командуют, а мне не нравилось, как она выражает свою неприязнь. – Десятки, а то и сотни колдунов томятся в подземелье на острове неподалеку отсюда. Тебе это интересно?
– С чего бы?
– С того, что колдунам могут понадобиться твои услуги.
– Ты что, считаешь меня служанкой?
– Каждый что-то продает.
Пусть эти существа и отказывались признавать очевидное, они в нас нуждались. А если твои способности могут пригодиться, на них есть и цена.
Все ценное всегда в дефиците. Если бы мы питались травой, мир превратился бы в пустыню. Если бы мы пили соленую воду, он стал бы суше пыли.
– Мы не такие, как вы, купец.
Таурви выгнула шею и улыбнулась.
Я не стал напирать. Я знал, что Таурви любит притворяться. Оборотням это нравится. Поэтому, предложив ей принять облик внучки Эстевао, я понимал, что Таурви это доставит удовольствие.
Но это значило, что я что-то ей должен. Таурви не продает, а дает взаймы. Ее услуги привели меня куда дальше, чем я смел мечтать. Но придет время, и она потребует плату.
Кстати, о долгах. Кое-кто ожидал меня в каюте.
В расшитой изумрудами парче и тюрбане из золотого шелка в кресле сидел Лаль Сет с бокалом роншарского розового вина в руке.
– Легок на помине. – Я устроился за письменным столом. – Мне нужен твой совет. Что подарить императору, когда я с ним увижусь?
– Он же твой император. Ты должен знать, чем ему угодить.
– Я плохо это умею. Вот почему я не пользуюсь успехом у женщин, по крайней мере у тех, кто не называет свою цену. Подарок должен затронуть душевные струны, верно?
– А еще он показывает возможности дарящего.
– Скажи, что бы ты подарил своему господину, шаху Бабуру?
Лаль усмехнулся, обнажив золотые и платиновые зубы:
– Десять тысяч юных рабынь со всех восьми уголков света. Тысячу верблюдов с грузом рубинов, сапфиров, алмазов и изумрудов. Двадцать тысяч боевых слонов, восемьдесят тысяч кашанских кобыл…
Я поднял руку:
– Вряд ли император Крестеса видел больше десяти рубинов за раз. Или десяти слонов, если уж на то пошло.