Я оказался в подземном молельном зале, но сейчас он пропах кровью и превратился в руины. Я молился здесь прежде, шестнадцать лет назад. Помню Мириам на коленях у алтаря, ее темные, заплетенные в косы волосы. Помню, как она обернулась ко мне, взгляд был одновременно и невинен, и полон скрытой похоти. Ее соблазнительный смех зазвенел у меня в ушах.
Они скоро вернутся. Сейчас не время для воспоминаний.
Справа стоял латунный поднос с инструментами целителя, несколькими пустыми стеклянными флакончиками, иглами и нитями из мягкого стекла.
Приближались шаги, я прикрыл глаза, притворяясь спящим. Двое мужчин. Я узнал слабый голос целителя-альбиноса. Казалось, он напрягал горло, хотя почти не издавал звуков. Другой голос звучал сильнее и был не так хорошо знаком.
Альбинос воткнул в меня иглу. Я не дрогнул. Из моей руки потекла кровь, как будто ее высасывали.
На краткий миг я приоткрыл один глаз. Надо мной стоял темнокожий человек, и его губы были в крови.
Они говорили на саргосском, но мне удалось разобрать имена. Темнокожего звали Ионас, или Ион, – распространенное этосианское имя. Целителя-альбиноса – Хит, языческое темзийское. Должно быть, темнокожий был лабашцем, а альбинос – темзийцем. Похоже, у Васко разношерстная команда.
Но никогда в жизни я не встречал темзийца-целителя. Темзийцы живут в промерзших горных пещерах и убогих лесных деревушках, их племена без устали воюют друг с другом. Они искусно владеют булавами и топорами, а вовсе не знаниями о снадобьях и кровопускании.
Происхождение альбиноса трудно было определить по внешности. Его лицо, мало того что белое, имело странную форму. Какую-то незнакомую.
Жутковатую.
Я приоткрыл глаз. Теперь оба лица были повернуты в другую сторону и обращены к кому-то другому.
Мальчик. Лежит на полу. Я сразу узнал его вьющиеся светлые волосы.
Тот мальчик, что меня подстрелил.
Его звали Принцип. Зеленые глаза были закрыты, но все-таки он дышал.
Они укололи ребенка иглой. Он не издал ни звука. Потом вставили конец нити из мягкого стекла в бутыль с моей кровью, а другой воткнули мальчику в руку. Моя кровь потекла в него.
Но мальчик не выглядел раненым. И непохоже, чтобы нуждался в крови.
Тогда зачем они его лечат?
– Матушка! – позвал он на крестейском и внезапно открыл глаза. Его не удосужились усыпить газом. Вероятно, не рассматривали десятилетнего мальчика как угрозу. Хотя из всех, кто пытался меня убить, он один приблизился к этой цели.
Он смотрел на Принципуса, все шире распахивая изумрудные глаза. Они так напоминали глаза Ашери.
Ион вдруг обернулся, взгляд слезящихся глаз остановился на мне. Я надеялся, что успел вовремя зажмуриться. Хотя этот человек казался слепым, похоже, он видел. Всю его одежду покрывали кровавые руны.
Я слышал о колдунах, которые пользуются кровью, как писцы чернилами. Говорили, что родом они из Лабаша и Химьяра, двух земель, опустошенных кровавой чумой. Те истории о них, что я слышал, слишком страшные, чтобы быть правдивыми: реки и озера, полные крови, цветы с глазами, деревья, которые поют сводящие с ума песни, и облака, формой и цветом как человеческое сердце. От подобных ужасов человек либо станет сильнее, либо сойдет с ума, а возможно, и то и другое.
– Матушка, – опять позвал мальчик. – Матушка Мара. Я должен помочь матушке Маре.
– Все хорошо, сынок, – произнес Ион с мелодичным крестейским акцентом. – После этого мы отправим тебя к матушке Маре.
Что за матушка Мара? Они держат здесь женщину? Но с тех пор как наемники разграбили монастырь, его больше нет.
– Если еще раз причинишь ей боль, я всажу тебе пулю в сердце, – сказал Принцип.
Ион разразился утробным смехом:
– Мы не причиняем ей зла, малыш. Иногда лекарство может вызвать тошноту – ненадолго. Мы хотим лишь спасти ее. Она одна из нас.
– Нет, она не такая, как вы.
Снова смех Иона. Я не чувствовал в нем ни тревоги, ни страха.
– Вот тигренок. Лежи тихо, расслабься. Смотри мне в глаза и считай в обратном порядке от десяти. Ты ведь знаешь цифры? Если нет, тогда думай о рыбах, которые падают с неба, когда идет дождь. Представь, как они собираются в кучи на крышах.
Он был больше похож на безумца, чем на сильного.
Учащенное дыхание Принципа начало замедляться.
– Хорошо, – сказал Ион. – А теперь вспоминай. Тот день, когда ты родился. Тот день, когда ты, пахнущий океаном душ, выбрался из утробы.
Как возможно, чтобы кто-то помнил такое?
– Скажи мне, что ты видишь, малыш Принцип.