Взобравшись по крутой лесенке, я открыл дверь в тамбур. Втащил вещи и открыл дверь в саму бочку. На меня пахнуло запахом свежезаваренного чая, табачным дымом и запахом горящего в железной печке каменного угля. Свет горел во всех отсеках, работал телевизор. Людей не было. Все ушли разгружать вертолет.
В ЦУБе все оставалось таким, каким было весной. Я прошел в самый дальний отсек бочки, убрал со стола и своего спального места разведенный Федоровым кавардак, разложил по полкам вещи. Потом сунул портфель с картами в сейф и перестелил свою постель.
Скоро за выгнутыми стенами бочки раздался знакомый свист и тарахтенье дизеля. Оранжевый сто тридцатый протащил сани к сейсмоотрядной столовой. В санях лежал груз и продукты, выгруженные из вертолета.
Я оделся, вышел и забрал из саней большой картонный ящик с куревом, чемодан и вьючные мешки. Потом утащил к ЦУБу два новых щелочных аккумулятора для питания радиостанции. Занес аккумуляторы в бочку.
– Анатольевич! Это что за ящик стоит возле тамбура? – спросил возникший на пороге Сан Саныч.
– Курево, Сан Саныч. Тащи его сюда.
Картонный ящик едва пролез в двери бочки.
– Ты что? На все деньги набрал? – спросил Федоров с легким беспокойством.
– Нет, Сан Саныч, не на все! – засмеялся я, понимая причину этого беспокойства. – В нем мое и твое курево. Неси сюда, расталкивать по полкам будем.
Я поставил ящик на свои нары. Входная дверь начала то и дело хлопать. Заглядывали знакомые и ожидающие чего-то лица, почтительно здоровались и выжидательно поглядывали на Федорова. Тот незаметно для меня разводил руками.
– Нет ничего! – разочаровал я мужиков.– Ничего не привез, кроме курева. Идите к Козицину, он ваши заказы выполнял.
Мужики исчезли как по волшебству. Только двери захлопали. Я подмигнул приунывшему было Сан Санычу, чтобы тот не расстраивался. За четыре дня до вылета на базу партии, я получил от Федорова письмо и радиограмму – доверенность на пять тысяч рублей. В письме Сан Саныч делал краткий отчет о проделанном за лето ремонте, о подготовке единиц топоотряда к зимнему сезону и выдвигал пару категорических требований: первое требование было предельно кратким – любыми путями добыть три-четыре больших ложки. Хоть украсть в столовой. Второе требование было не менее кратким, зато более сложным. Сан Саныч писал: Анатольевич! Купи курева и спирта. Особенно спирта. Не купишь, завалю сезонный план!
Прочитал я этот образец выразительности, почесал затылок и побежал по магазинам. Ложки пришлось "украсть" из собственного кухонного стола, когда Светланы на кухне не было.
С Федоровым Александром Александровичем, старшим рабочим топоотряда, я проработал пять последних лет. После того, как расстался с Мамедом. Сан Саныч был огромным, черным мужиком пятидесяти лет, удивительно спокойным и в совершенстве знающим свое дело. С таким старшим рабочим я чувствовал себя, как за каменной стеной. Федоров органически не переносил плохо сделанной работы.
Вершился по профилю он изумительно. При измерении горизонтальных углов, уход от прямой линии не превышал на точке теодолитного хода двух-трех минут на самом сложном рельефе. На лыжах он не просто ходил, а скользил красиво с самыми экономными движениями. Федоров все делал споро и экономно. За всю мою жизнь Сан Саныч был самым лучшим старшим рабочим изо всех, кого я знал.
Как и Мамед, Сан Саныч не мог со спокойной душой пройти мимо стопки. Вылетая после полевого сезона в Дудинку, он мог за десять дней спустить все заработанные за сезон деньги. Деньги Федоров не считал. Посылал в Смоленск своим сестрам, когда они у него были и как-то объяснил мне, что иначе гроши все равно уйдут на широкую глотку.
– Так что, Анатольевич, пусть они достанутся племянницам на одежку!
Федоров сам подбирал себе напарников для работы. Какими критериями он при этом пользовался, я не знаю до сих пор. На этот раз он представил мне двух новичков. Оба были небольшого роста и габаритов. Я понимающе поглядел на Федорова и улыбнулся – молодец, Сан Саныч!
Кабина сто тридцатого была для нас с Федоровым настоящей бедой. При отработке сейсмопрофилей «усами» приходилось возвращаться назад к ЦУБу, умещаясь в тракторной кабине вчетвером: тракторист, я, Федоров и еще один рабочий.
Раньше, когда у нас был старый болотоход марки Т-100МБ, мы могли умещаться в кабине впятером. Двое на сиденье рядом с трактористом и двое на металлических ящиках возле дверок. При переходе промышленности на новую марку трактора, который стал поступать в нашу экспедицию около шести лет назад, мы с Сан Санычем взвыли.