Двойник, убедившись в своем превосходстве насчет сверхчувственного восприятия, совсем расхрабрился. Мельком поинтересовавшись, как у меня с энергией, и, едва успев выслушать ответ, бросился «ловить» куропатку.
– Беру, Ведунов! – загремел он в моем сознании и устремился куда-то вдаль по лучу локатора, потом забормотал: – Нужно проблемку решить… Мозги у птички в сотню раз меньше, чем у песца.– тон мыслесвязи начал повышаться и перешел в невнятный свист.
– Не балуйся, Юрка! – попросил я двойника. – Говори мыслями нормально. Я с трудом понимаю, что ты высвистываешь.
– Сь-сто? – переспросил он.– А, понял! Извини ! Я уплотнился, считай, до предела, чтобы поместиться. Частота сама уплотнилась. Сейчас отрегулирую.
Свистящий плотный голос двойника стал быстро понижаться и к концу фразы стал нормальным
– Не теряй меня из виду,– попросил он, – я немного полетаю.
– Сам, что ли?
– Конечно!
– Разобьешься!
– Я у нее все куропачьи навыки сохранил. В том числе программу полетов. Самому мне действительно не справиться.
Пока двойник учился летать, я тоже нащупал сидевшую рядом куропатку и послал зов. Потом стал слушать ее простенькие мысли – желания. Мелькали мимолетные чувства голода, жажды, боязнь холода. И вдруг возникла необычайно яркая картинка: ярко зеленый куст посреди снежной равнины, весь усыпанный огромными ягодами голубики. Неужели куропатки умеют мечтать?
Оказалось, что двойник самостоятельно не мог передвигаться в пространстве. Он мог вернуться ко мне по ниточке мыслесвязи, мог нащупать живое существо с помощью локатора и по лучу проникнуть в мозг. Но и только. Без материального носителя он мог неподвижно зависать на месте или медленно «дрейфовать» туда, куда его смещала равнодействующая земных энергополей.
Глава 8
На базе своей партии, далеко от холма эльфов, я быстро понял, что без мощной энергетической подпитки с Солнцем шутки плохи. В пасмурный день толстый слой облачности задерживает лучи видимого спектра, что облегчает занятия магией. Зато электромагнитные бури во время северный сияний напрочь перекрывали способность к мыслесвязи. Слишком велики помехи. Эти помехи воспринимались сознанием, как сильный шумовой фон, который мешал сосредотачиваться.
Однажды я сделал легкомысленную попытку отключиться от обычного мира и сосредоточиться на сверхчувственном восприятии во время солнечной вспышки. Сначала на меня обрушилась звуковая лавина. Вой, грохот, свист полностью забили помехами звуковой канал. Еще хуже дело обстояло в зрительном диапазоне.
Огромная, черная клякса Солнца занимала почти треть поля зрения. От нее стремительно неслись по направлению ко мне извивающиеся змеи жесткой энергии, с ужасающим грохотом лопались большие световые шары. Юркие огненные змейки вились по земле и больно вгрызались в тело.
Сколько я выдержал состояние полной незащищенности сознания, я не знаю. Очнулся я только в ЦУБе, полностью окуклившийся несколькими мысленными слоями металлической ленты. Голова раскалывалась от недавней боли. Как я успел удрать под защиту железных стен бочки, я не мог вспомнить. Но с тех пор я твердо усвоил: нельзя раскрывать сознание во время вспышки солнечной активности. Даже при пасмурном небе!
Выгодную сторону умения создавать двойника я оценил не сразу. Сначала не мог понять, почему он сразу после отделения становится задирой. Абсолютная копия сознания вдруг начинала вести себя, как родственная, но совершенно другая личность.
Со временем понял, что это ни что иное, как защитная реакция человека, поставленного в непривычные условия. Своего рода борьба за равноправие. Стоило двойнику убедиться, что он в чем-то превосходит оригинал, как настроение у него поднималось и двойник становился коммуникабельным.
У меня появился собеседник, который, обладая моей памятью, отличался от меня, вносил разнообразие в наши совместные искания и не стеснялся тыкать меня носом в ошибки.
Мы подготовили и провели опыт, чтобы окончательно выяснить причину нашего быстрого расхождения. Для этого пришлось, создав двойника, выделить ему половину своего тела в распоряжение. И были разочарованы. Когда двойник командовал половиной органов общего тела, различий между обоими «Я» не наступало. Мы думали и говорили совершенно одинаково.
Необычные условия, в которые попадал двойник после отделения – отсутствие сигналов тела, исчезновение обычных слуха и зрения, серый туман и отсутствие ощущений верха и низа, вызывали подсознательную реакцию в форме смутного страха. Все это вместе взятое, делало нас различными и потому интересными друг для друга.