— Я сейчас коногон.
— И что ты делаешь?
— Для начала делаю причал.
— Это что такое?
— Вот эта трубка, — она показала скрученные газеты. — Ничего сложного. Просто скатываешь газеты трубочками и вставляешь одну в другую до нужной длины.
Иногда причал мог быть и коротким (сантиметров пятьдесят), но при сильном ветре или для того, чтобы «построиться» с отдаленной камерой он мог достигать в длину два-три метра. У некоторых камер причал был деревянный, сделанный из половой доски. Его можно было аккуратно вставить назад в щель в полу, и он становился незаметным. Нам так не посчастливилось, поэтому причал был бумажным.
— Потом коногон должен уметь плести коня.
Я улыбалась — все эти слова звучали смешно. «Конем» называлась веревка, при помощи которой осуществлялось «построение». Плели веревку из ниток, распустив чью-нибудь вязаную кофту.
— Я тебе потом покажу, как это делается. Вообще, мы тут строимся только с малолетками сверху, они сами коня делают. Девчонкам не часто приходится этим заниматься. Но иногда наши детки просят нитки, тогда надо обязательно им помочь.
Коногон был в ответе за доставку почты, должен был не спать всю ночь и делать еще бог знает что. Разговор стал интересен, хотя мне казалось, что запомнить все эти слова и их значение просто невозможно. Я ей так и сказала:
— Я никогда этого всего не запомню.
— Запомнишь. Я тут сама всего месяц. Через неделю будешь говорить на тюремном.
Эта перспектива меня не очень обрадовала. Раздался стук — три раза — означающий «забирай коня». Валя бросилась за почтой.
Счастливый коногон протянул мне послание, написанное корявым детским почерком на клочке бумаги. Я с огромным интересом развернула «маляву»[1]. Мальчика звали Денис. Он писал о себе, как выглядит, сколько ему лет, из какого города. Потом просил написать о себе. Вот так завязывались все знакомства. И я, уже мало чем отличаясь от остальных, уселась строчить ответ. Ночь действительно прошла очень быстро, интересно и весело. Денис оказался весельчаком и писал шутки и смешные рассказы из его приключений на свободе, так что я покатывалась со смеху.
Рано утром было всеобщее построение. Камеру открыли, и мы все вышли в коридор для пересчета. Потом отправились назад. Такое происходило каждое утро, и вскоре я приловчилась сквозь сон, только услышав грохот открываемой двери, подскакивать и, не просыпаясь окончательно, выходить в коридор. Это стало ритуалом. После взбиралась к себе и вновь погружалась в сон до самого обеда.
Первые дни я находилась в постоянном напряжении и страхе. Старалась как можно реже спускаться с третьего этажа и показываться кому-то на глаза. Я прислушивалась и приглядывалась, запоминая все, что могло пригодиться. Утром какая-то мрачная женщина сказала мне спуститься и поесть. Я сначала было отказалась, считая, что за еду мне платить нечем, но женщина настаивала, и мне ничего не оставалось как спуститься. Переживала я, как оказалось, зря. Мне выдали пластмассовую коробочку из-под масла, в которой была казённая каша. Вкуса омерзительного, но я через силу запихнула ее в себя, не зная правил данного общества. Возможно, если я начну кривиться, это воспримут как-то не так? К тому же, я видела, что многие едят с удовольствием. Никто на меня не обращал внимания, не пялился, все занимались своими делами и не проявляли никакой агрессии.
То и дело слышались песни и смех. И хоть на свободе я никогда не жаловала шансон и песни на тюремную тематику, а здесь они брали за душу. Тетя Женя была просто звездой. Она постоянно рассказывала забавные истории из жизни и все, открыв рот, слушали. Это было интересно и очень смешно, в ней поистине пропадал огромный талант. Она умела собрать аудиторию. Девушки постоянно просили ее что-то рассказать, а Женя была рада и, в свойственной только ей одной манере, язвительно и грубовато рассказывала о своих приключениях. С подобными ей людьми я раньше не сталкивалась: все мои знакомые пятидесятилетние женщины были учительницами, библиотекарями или бухгалтерами. Спокойные и уравновешенные, они совсем не походили на тетю Женю. Последняя, несмотря на свой возраст, была задорной и хулиганистой, она воспринимала окружающий мир, совсем не так как привыкла я. Например, она рассказывала, как пошла к своему женатому любовнику домой и закидала его окна комьями грязи, потому что он не звонил ей несколько дней. Я в другой жизни, наверное, пришла бы в ужас от подобных речей, но здесь, слушая Женю, мы просто катались от смеха, представляя себе описываемую картину.