Почему в райотделах пренебрегают простым гражданским правом на звонок? Не проще было бы разрешить людям звонить? В чем причина отказа? Боялись наплыва родственников или правозащитников? По закону они и сами обязаны сообщать о том, что некий человек был задержан и находится по такому-то адресу.
Так как мужчин задерживают намного больше, то они сидят там и ждут своей участи в компании. Я же была лишена даже этого и трое суток провела в одиночестве.
Спала я на этой узкой скамейке, закутавшись в тонкое пальто. Сном это можно было назвать с натяжкой, ведь когда все тело бьет дрожь и улечься на узкой скамейке удобно невозможно, то и забыться во сне тоже не получается. Почти трое суток без сна могли доконать любого. Под таким пытками кто угодно мог сознаться в чем угодно, о каком объективном ведении дознания здесь могла идти речь?
Когда кто-то из парней в соседних камерах начинал сильно бушевать, то чтобы утихомирить его, «сторожа» включали вентиляцию. Морозный воздух, естественно, попадал не только на нарушителя спокойствия, но и на всех остальных тоже, включая меня. Как я не подхватила там воспаление легких остается загадкой для меня до сих пор. Эта вентиляция не выключалась минут десять-пятнадцать, хотя однажды о нас просто забыли и оставили минут на тридцать. Мужчины в соседней камере стали выбивать двери не выдержав испытания. Когда в камере стало тепло.
Еще мне остаётся непонятным как пожилые женщины могут это выдержать? Я была все же юной девушкой, молодой организм мог справиться со всем, да и на здоровье я никогда не жаловалась, но как это выдерживали немолодые, со слабым здоровьем? Не знаю, наверное, организм может мобилизоваться в случае необходимости. Человек, как говорят, самое живучее существо.
Милиционеры ржали от такого развлечения, и я думаю, что же они делали летом? Наверное, наоборот, выключали вентиляцию и приходили в восторг от собственной изобретательности.
Воспоминания о трех днях в том ужасном месте жуткие. Они стоят как-то обособленно от всего остального, что происходило со мной после. Всякое бывало, многое я повидала, но первые дни в темноте, холоде и голоде самые мучительные.
Сплошная тьма не давала представления о том день или ночь, но на допрос меня вызывали каждое утро, так что я сумела сложить два и два. После темного колодца выходить в освещенный коридор было дискомфортно. Яркий солнечный свет слепил, все казалось другим, каким-то ярким и ненастоящим. Я начинала привыкать жить в колодце, и его тьма уже казалась естественной. На дознании мне объяснили, что я пока задержана в качестве свидетеля и поэтому адвокат мне не полагается. Свидетелям, видимо, можно было не объяснять закон и не зачитывать права, поэтому я мало понимала что происходит. Это дознание носило формальный характер — главное для милиции на данном этапе было соблюсти всю процедуру, не упустив ни одной бумажки и подписи. Вопрос о комфорте задержанных, пусть даже свидетелей, не входил в компетенцию работников райотдела.
Я жила вестями из маленького глазка в двери, через который лился свет. Когда становилось совсем скучно, можно было приникнуть к этому отверстию и попытаться что-то увидеть. Иногда мимо проходили люди, иногда кто-то заглядывал ко мне. Но так как увидеть, что творилось у меня в камере, было невозможно, то посетитель тут же уходил.
Наконец, кто-то наверху принял решение и через три дня, вечером за мной пришли. На вопросы отвечать здесь не любили, то ли приказ у них такой, то ли им самим нравится измываться над людьми, но спрашивать что-то у охраны — дохлый номер. В ответ можно получить только грубости и глупости, так что лучше молчать. Что я и делала. Никто мне не объяснил что, чего и куда, но меня, наконец, куда-то перевезли.
Ехали в машине типа старого «Рафика». На меня нацепили наручники и охраняли три человека, не считая водителя. работников правоохранительных органов.
Хоть кандалы на ноги не надели, видимо просто не нашлось. Конвоиры не спускали с меня глаз, и весь путь прошел в гробовом молчании. Вот оказывается, какого страху я могла нагнать на работников правоохранительных органов.
Путь был недолгим, ехали мы поздно вечером по пустому городу, так что вся дорога заняла минут пятнадцать не больше.
В новом месте заключения охранники-мужчины задали мне стандартные вопросы: фамилия, место жительства, год рождения. Так сказать местная регистрация.