Скоро сени были переполнены толпой обывателей всех видов и возрастов. Добровольцев записывали, тут же они получали оружие и шли на укомплектование полков.
В городе, расклеивали воззвания к населению и объявления о добровольной и обязательной мобилизации. Все это было заготовлено заранее, то же было послано в волости.
Часов около десяти утра ко мне явилась депутация от 1-го Советского полка. Прибыл какой-то молодой человек южного типа и еще несколько человек. Выслушав мои объяснения о цели восстания, депутация заявила, что полк будет держать нейтралитет, если мы их не будем разоружать. Но у меня не было в это время и сил, чтобы разоружить полк.
Депутация уехала обратно. А к часу дня 1-й Советский полк выступил против нас, преградив рабочим дорогу с вокзала с город.
Пока происходило описанное в городе, у артиллерийских складов разыгралась, приблизительно, следующая картина: вскоре после нашего ухода на склад со стороны Всполья стала наступать цепь, оставшаяся при складе команда приготовила пулеметы, но огня не открывала, так как у церкви раздавались крики: «Не стреляй!.. Свои, мы с вами»
Когда же цепь подошла в плотную, то бросилась в штыки, переколола всех, кроме двоих, которым, хотя и сильно пораненным, удалось ускользнуть и принести известие о гибели команды.
Таким образом, от выступления 1-го Советского полка, образовался сразу фронт, примерно, от Туговой горы до артиллерийских складов. Вся часть между вокзалом и Которослью была в руках советских войск. Штаб оказался не в центре, а почти на линии боевых участков этого фронта.
Высылая части для занятия этих участков, я приказывал им только обороняться, сдерживая наступление противника, так как часта не были пополнены, а для наступления и контратак были слишком слабы. Я рассчитывал подкрепить их несколько позднее, когда прибывшие добровольцы будут приведены в полный порядок. Иначе пришлось бы пустить в дело последний резерв, с которым я пошел в город.
Однако очень скоро я получил донесение, что часть, действовавшая по направлению артиллерийских складов, оттеснила противника, продвинулась вперед и попала в тяжелое положение, просит поддержки. Я бросил туда резерв.
Сдерживать противника со стороны вокзала помогала наша артиллерия (одно орудие), а действия орудия в направлении на склады были до крайности стеснены, так как приходилось стрелять из города, где мешали стрельбе здания.
Из сформированных вновь частей я поспешно заполнял свободные участки, где до тех пор были только наблюдательные посты, и к вечеру образовался фронт вокруг всего города, исключая часть за рекой Которослью.
Участок на левом берегу Волги был занят отрядом не больше двухсот человек.
Ночь прошла в перестрелке и мелких стычках, так как многие участки не выдерживали и переходили в наступление, попадая в результате в тяжелое положение, из которого приходилось выручать высылкой сил из накапливающегося за это время резерва, который я берег для более решительных действий.
Глава V
С утра 7 июля бои разгорелись с большей силой, так как за ночь к советским войскам подошли подкрепления и с тех пор прибывали безостановочно.
Железное кольцо охватывало Ярославль все крепче и крепче. Против двух легких орудий в Ярославле, с количеством снарядов не более 180 штук на каждое орудие — всего запаса, которым мы могли располагать — и около 300 трехдюймовых шрапнелей и гранат быстро выдвигались и новые батареи, преимущественно крупных калибров, до шестидюймовых включительно.
Условия для действия артиллерии с обеих сторон были совершенно различны: настолько удобно было стрелять советской артиллерии из поля в город, настолько же трудно было стрелять из города в поле.
По моему расчету, против Ярославля работало, в конце концов, не меньше десяти батарей.
От обстрела этими батареями в городе начались пожары, которые с каждым днем все усиливались. Положение обороняющихся в горящих кварталах города было крайне затруднительно.
8 июля была получена радиограмма из Рыбинска, в которой сообщалось, что на Рыбинск наступают «чехи» с пулеметами. Рыбинск просит для поддержки выслать из Ярославля броневик.
Из этой радиотелеграммы я понял, что восстание в Рыбинске тоже произошло и, следовательно, можно ожидать оттуда помощь. Уверенность в успехе Рыбинского выступления у меня была полная.
Уже на третий день, т. е. 8 июли, было ясно, что штабу оставаться в здании гимназии невозможно. В здание стали залетать не только пули, но и снаряды. Были случаи ранений внутри здания, не говоря уже о таких же случаях при входе в штаб.
На четвертый день к вечеру штаб перешел в помещение Государственного банка. Здесь явились ко мне два француза в форме французских офицеров-летчиков и заявили мне, что они прибыли в Ярославль в качестве квартирьеров для тех французских войск, которые должны высаживаться в Архангельске.
Они показали несколько телеграмм за подписью Нуланса и Лаверепа. Из телеграмм ничего определенного вынести было нельзя, а на словах офицеры объяснили, что десант будет высажен непременно и нужно ждать прибытия его главных частей со дня на день.
На следующий день они просили дать им пропуск через Заволжский участок, чтобы они могли продвинуться навстречу частям десанта и поторопить их прибытие. Пропуск был дан, французы уехали, и больше сведений о них я не имел.
Между тем из волостей стали прибывать крестьяне через Заволжский участок (Тверицы), положение которого в эти дни было более легкое и допускало проход через линию осаждающих с севера.
Крестьяне, по слухам, объявили добровольную мобилизацию, захватывающую и молодые, и старые возрасты, насколько помнится — от 21 до 50 лет.
Часть мобилизовавшихся крестьян ушла для занятия пунктов вниз и вверх по Волге от Ярославля, чтобы не пропускать подхода пароходов к городу, другая же часть пришла в Ярославль и поступила на усиление и расширение Заволжского участка.
На станции Уроч или Филино своими средствами был устроен импровизированный броневой поезд, который очень облегчал положение участков на обоих берегах Волги и способствовал удержанию моста через Волгу.
Но через несколько дней положение ухудшилось. Среди крестьян, занимавших Заволжский участок, кто-то пустил провокационный слух, что красные жгут деревни.
В результате крестьяне без всякого предупреждения с позиции снялись ночью и разошлись по домам, чтобы спасать свое имущество. Позднее я получил известие, что крестьяне, убедившись в целости своих деревень, вновь собрались в отряды, но пробиться в Ярославль не могли.
После их ухода с позиции, в освободившиеся места продвинулись войска красных и сильно потеснили весь участок.
Крестьянские отряды стали действовать, как партизаны, но, не имея руководства и пополнения патронами, большой пользы принести
Между тем и в самом городе продолжались пожары, город со всех сторон пронизывался снарядами советской артиллерии.
На фронте оставалось фактических бойцов не более 600 человек, так как вследствие окружения города советскими войсками, подход каких бы то ни было подкреплений прекратился.
Убыль от раненых и убитых пополнялась только добровольцами города, которые продолжали понемногу прибывать. Наблюдались случаи, что люди, записавшиеся и получившие оружие, уходили по квартирам, обезличивая участки.
Правда, оставшиеся на позициях, держались стойко, но физическое утомление от не прекращающегося, ни днем, ни ночью боя, сильно давало себя знать.
Давая оценки с чисто военной точки зрения, должен сказать, что стойкость и выносливость этих людей была поразительная, превышавшая самые смелые расчеты.
Нельзя не упомянуть о крайне вредных явлениях, наблюдавшихся еще и в германскую войну, но особенно резко сказавшихся на тесной территории осажденного со всех сторон города.