Когда я упомянул о визите советской партийной делегации, К. никак не отреагировал, поэтому я не стал форсировать эту тему.
Письмо В., адресованное в Вену, ему приходится переписывать еще раз, чтобы оно сохранилось в деле (мне тоже приходится переписывать, чтобы оно сохранилось здесь, вот так одно поколение, держа руку другого, передает по наследству знания, опыт, традиции): К сожалению, в этом году встретиться не удастся (вы, наверное, догадываетесь почему!), между тем я с большим удовольствием продолжил бы начатый год назад разговор, более того, не исключено, что посредством своих зарубежных родственников я мог бы чем-то помочь вам. (…) В день годовщины событий душой буду с вами! — не пишет, а переписывает он.
Задание: Посетить Р., но прямых вопросов о ее сыне не задавать.
Думая об отце, понимаю яснее ясного, насколько недопустимо использование истории в партийно-политических целях.
[Пока я копировал скопированное отцом письмо, в Нью-Йорке рухнул Всемирный торговый центр. <Случилось 11-е сентября.> Все говорят, что мир от этого изменился. Не изменился, а просто отныне нельзя больше делать вид, что мы не видим действительного мира. Конечно, это значительная перемена. В открывшийся нам сейчас брутальный облик мироздания без труда вписывается мой отец (точнее, его история).
Сколько зла может сконцентрировать в себе жизнь одного человека! В каком-то смысле террористическое нападение на Нью-Йорк для меня столь же невероятно, как то, что отец был агентом гэбэ. Когда я впервые увидел врезающийся в башню авиалайнер (в одном из отелей Франкфурта, вполглаза глядя на телеэкран и действительно какое-то время убежденный в том, что эти идиотские фильмы катастроф начали показывать по телевидению уже и днем), а также когда я впервые увидел почерк отца в досье (тоже вполглаза, без особого интереса, ведь ни в том, ни в другом случае я ни к чему не был готов, да и не думал, что должен готовиться быть к чему-то готовым), в обоих случаях со мной произошло одно и то же — я вытаращил глаза, стал задыхаться, и сердце заколотилось. Я не верил своим глазам, но знал: это правда. (Я уже больше года живу в состоянии шока, в котором мир оказался только сейчас. Говорю это не бахвалясь.)
В обоих случаях я выдавил из себя простейшее, идущее из самых глубин: Ну нет!
Нет, да. Да. Да. Я этот мир принимаю, принимаю его как он есть.]
Он провоцирует вопросами о таможне готовящуюся к выезду из страны жену К. И вообще, предназначенные для вывоза вещи «смотрит столько людей», что «ловчить не имеет смысла», к тому же у них и нет особо ценных вещей. Достаточно ли надежен адвокат С.? (От Поллачека мы знаем, что он в разработке.) Подобное дело может решить любой, «даже ты, или кто-то другой».
Р. в дурном настроении, ее собираются отправить на пенсию, дескать, коль она разъезжает по заграницам, значит, заработок ей не нужен. Ловкий трюк. Сын ей пишет — но только открытки. А это считает трюкачеством уже Поллачек: дело в том, что, в отличие от писем, открытки не контролируют.
К. наконец уезжают. Свою комнату они сдают другу И. А., в чем агент усматривает новые возможности.
М. К. сказал нечто вроде того, что если эта страна была для нас хороша на протяжении тысячи лет, то почему мы сегодня должны относиться к ней по-другому. Такой же позиции придерживался и мой отец: тот же трезвый пафос, рассудительный патриотизм. Эта фраза демонстрирует взгляды аристократии, для которой традиция, знание прошлого и естественное, спокойное к нему отношение оборачиваются неожиданной выгодой даже в самых обыденных, бытовых ситуациях. Не знаю, может ли говорить следующая фраза о чем-либо, кроме личного краха, или же она означает лишь то, что человек не всесилен? Я пытался затрагивать актуальные политические темы (Вьетнам, Ближний Восток), но он никак не реагировал.
Интересно, требовали ли все эти целенаправленные беседы постоянной концентрации, то есть напряжения, или он, как обычно, просто трепался, время от времени «корректируя курс»? Иными словами, страдал ли он, как и сколько страдал?
Г. Т. показал ему альбом с фотографиями, на нескольких я узнал бывш. регента Хорти, на что он заметил: «Эти снимки прошли через органы» (…) С Б. Д. контакты его в настоящее время ограничиваются тем, что он отчитывается ему о лосином гоне, а Д. посылает ему охотничий календарь. Знаем, что посылает.