Как запросто он обманывает людей. Не оставляя им ни малейших шансов. Мне так и слышится его голос, эта ария естественного, обаятельного мужчины, в любую минуту готового прийти на помощь… Не поверить ему невозможно. Хотя он еще даже не представился. Агент, используя свои очевидные преимущества, пока выполняет задание успешно. (…) Он должен завоевать симпатии Т. и произвести на него благоприятное первое впечатление. Не волнуйтесь, произведет, это он умел.
Кафе «Люксор». Что касается профессиональной части, то с ней мы покончили быстро, а потом стали беседовать. Он сообщил мне, что у него трое сыновей и одна дочь, а я рассказал ему, что один из моих сыновей остался «там»… Т. не дают визу даже в Чехословакию. В связи с событиями 56-го он отсидел восемь (!) лет. …при этом я ничего не делал — подумать только, сколько бы я получил, если бы за мной что-то действительно было…
Судя по первому впечатлению, он доверяет мне. Т. несколько раз благодарил меня за предоставленную работу — за этим стоят, конечно, материальные соображения, но ощущается и некоторая доля снобизма. No comment, как, помнится, говорил Громыко. Хочется блевануть, но справляться с этим мы уже научились. Я лишь констатирую, что перед нами участник восстания 56-го, отсидевший в тюрьме, отец четырех детей, человек битый, тяжелой судьбы, которого предает агент, к тому же имеющий наглость отзываться о нем свысока и презрительно (не говоря уж о проявлении солидарности с собственной жертвой)! Дерьмо, а не граф!!! — Короткая пауза. Ну почему, почему, почему? Пока агент справляется с заданием хорошо, деконспирации не произошло.
На этот раз Т. спешил, они не зашли в «Люксор», а сели на площади Маркса в 52-й трамвай. В тюрьме по распоряжению начальства Т. руководил группой переводчиков — отсюда и возникла идея привлечь его к переводческой деятельности. Он благодарит агента за доверие. Переводы будут публиковаться под именем агента, и, когда он получит деньги, они снова встретятся. Задание: Агент должен собирать марки, поскольку Т. — заядлый коллекционер. Мне помнится, одно время нам не разрешали выбрасывать марки, чего мы никак не могли понять. А потом в доме «невесть откуда» появились даже кляссеры.
Сбор марок идет, хотя и не так быстро, чтобы можно было, не вызывая подозрений, передать их ему. Он и перевод-то не мог ему дать, потому что Т. переводит только на венгерский. Агент затягивает с выполнением задания, о чем я его предупредил, правильно… дополнив задание тем, чтобы упомянуть, что во время партийного съезда было много горячих остановимся на минуточку! что красиво, то красиво, пусть даже порождено террором: горячих! переводов, и в связи с этим агенту следует выразить сожаление, что Т. не переводит на иностранные языки, иначе ему тоже нашлась бы работа и проч. Цель данного разговора заключается в том, чтобы между ними завязалась беседа на политические темы, чтобы мы могли прояснить, каков в настоящее время политический облик Т.
В честь 1971 года откроем новый абзац, кафе «Гарсон», и вновь знакомое уже повествовательное трюкачество: в разговоре участвовал также Матяш Эстерхази. Т. задал ему вопрос о событиях в Польше. Эстерхази этот вопрос застиг врасплох. Как однажды (ровно десять лет назад, на дне рождения Йохена Юнга) выразился о Кафке Герт Йонке, «irrsinnig komisch», так «безумно комичен» и мой отец. Эстерхази этот вопрос застиг врасплох. Он снова сдружился с Флобером, двое взрослых мужчин, ну а я могу отправляться по девочкам с Мопассаном. (Я тут, кажется, совершенно лишний!) <До меня вдруг доходит, почему он так пишет — в компании он был не один, агент не должен был никак выделяться в донесении, он заметал следы; метод мудрой служанки Али-бабы: не стирать с ворот знак, а пометить им все остальные ворота.>
Агент докладывает об аресте священника по фамилии Тури, который служил у нас в Ромаифюрдё. (Я даже помогал ему одно время как церковный служка.) Он передал Т. марки (ФРГ, Австрия, Австралия), тот очень обрадовался. Т. пригласил его заезжать к нему, и Эстерхази пообещал, тем более что недавно тетя подарила ему «фольксваген». Правда, мы с младшим братом с помощью хладнокровно спланированной серии мелких козней (в детали вдаваться я не имею возможности) за две недели отучили его пользоваться автомобилем (он просто не смел в него сесть) — о нравственной пользе сего деяния мы, естественно, не догадывались. Свояк Т., некий Б., в прошлом член нилашистской партии, проживает в Америке. Агент стал раскалывать его насчет негритянского вопроса (негры ленивы, невосприимчивы, в отличие от белых, к некоторым — особенно венерическим — заболеваниям; разумеется, есть перегибы, но это во многом объяснимо…). Из донесения явствует, что Т. относится к нему с почтением, как к классово чуждому элементу, и уважает его.