По крайней мере, Уизли хватило приличия выглядеть смущенным. Он неловко прочистил горло.
— Эм… нет, я полагаю, ты можешь начать днем, если это подходит. Мне просто нужно было связаться с тобой пораньше, целители сказали, что ты пользуешься очень большим спросом, а дело, очевидно, срочное… — Он снова замолчал, и Драко решил избавить его от страданий. Это правда, у него было все расписано, но это не имело значения. Он встал, поставил чашку с кофе и поправил пояс халата.
— Итак. Ты сказал, он все еще в Святом Мунго? Я заеду сегодня позже. Есть ли еще что-нибудь…?
Уизли поставил чашку и тоже встал.
— Да, он в палате отделения Ликвидации заклятий. Эээ, ничего больше, но… — он заламывал руки перед собой и поднял нервные голубые глаза на Драко.
— Да? — Терпение Драко висело на волоске. Неуклюжие, брутальные, до смешного подтянутые, слишком высокие Уизли…
— Ты сможешь сохранить все в секрете, да? — Уизли на мгновение испугался, словно Драко собирался рассмеяться ему в лицо и побежать в Пророк с этим пикантным лакомым кусочком. Что в данный момент раздражало и оскорбляло, но было понятно. Это же было типичным для Драко в Хогвартсе. По крайней мере, до того, как Темный Лорд стал постоянным гостем в доме его детства. Это положило начало некоторому сдвигу личности — к сожалению, большая часть Волшебной Британии не смогла уловить этого, учитывая его происхождение, его семью и его самого.
— Я целитель, — ответил Драко вместо объяснения. Все целители давали клятвы о неразглашении, а также клятвы Гиппократа. Для лицензированного Министерством Целителя неэтично разглашать информацию о пациенте кому-либо, кроме связанных с ним целителей и колдомедиков, без явного согласия пациента. Министерство, каким бы очаровательным народом они ни были, выдало бы Драко лицензию только в том случае, если бы его клятвы были магически связывающими, независимо от его навыков, достижений или рекомендаций, имевших место на континенте. Он не был уверен, почему они думали, что он пытается стать Целителем, если, по их мнению, он просто мог вернуться к своему мерзкому пути Пожирателя Смерти, даже после допроса под Веритасерумом — но он никогда не утверждал, что Министерство Магии действовало последовательно или логично. В конце концов, они же сами практически и расстелили красную ковровую дорожку для Темного Лорда.
Тем не менее, он был магически обязан сохранять конфиденциальность пациента, не причинять преднамеренного вреда и поддерживать этические рабочие отношения с кем-либо, находившимся под его опекой, что было сложно в его работе, но не невозможно. Он, вероятно, не умер бы, если бы нарушил какую-либо из этих клятв, но он и не пытался. Однажды, когда один из его пациентов почувствовал неудобную влюбленность в него и попытался действовать в соответствии с этим, боль была мучительной.
Уизли вздохнул с облегчением, как будто он только что вспомнил об этом. Драко подумал, знает ли он о связях Драко как работника на Министерство — лицензии были публичными документами.
— Итак. Что ж, спасибо тебе. Тогда увидимся сегодня позже, Целитель Малфой. — Он протянул правую руку: предложение мира, хотя его лицо немного исказилось от боли.
Драко посмотрел на протянутую руку с едва скрываемым удивлением. О, что бы сказал двенадцатилетний он, если бы увидел это. Он крепко схватил ее и быстро встряхнул, а затем жестом показал Уизли, чтобы тот валил к выходу. В конце концов, он все еще был в пижаме.
После того, как Уизли надел мантию, кивнул ему на прощание и не так уж незаметно взглянул на тапочки, Драко направился на кухню, чтобы попросить Тимси подать завтрак и попытаться разобраться в вихре мыслей, крутящихся в его голове.
Итак, Поттер был проклят и подвергнут Обливиэйту, а затем оставлен в покое. Уизли ничего не упоминал о кошмарах, боли или галлюцинациях, но, опять же, Поттер не мог говорить, поэтому маловероятно, что он смог сообщить об этих симптомах. Он к тому же не мог писать? Как он общался без голоса? Он, должно быть, в ярости, у Спасителя волшебного мира наверняка были запланированы выступления и мероприятия на несколько месяцев вперед, а без голоса невозможно быть заветным звездным аврором. Что мир бы подумал о немом Мальчике-Который-Выжил?
Драко никогда бы этого не узнал из-за клятв конфиденциальности, которые он дал. Хотя он мог представить себе заголовки. Мальчик С Безмолвными Губами: Как Наш Спаситель Может Спасти Нас В Молчании? Он хихикнул про себя.
Просто это так отличалось от проклятий, над которыми он работал раньше. Проклятия обычно вызывали боль, разрушение, несчастье, горе и так далее — отсюда и название. У него все еще были шрамы на груди от проклятия Поттера, наложенного на него на шестом курсе. Проклятие тишины могло вызвать серьезные неудобства и существенно изменить жизнь, но люди с такими ограниченными возможностями живут спокойно каждый день. Он никогда бы не сказал этого Поттеру или его окружению, но это казалось… почти безобидным по сравнению с проклятиями, к которым он привык, и, вероятно, по сравнению с проклятиями, с которыми работал Поттер. Насколько было известно Драко, он не испытывал боли и не подвергался психологическим пыткам, и его память была в основном нетронутой. Но для такой иконы как Поттер потеря способности говорить… может повлиять не только на самого Поттера.
Драко сидел за кухонным столом, ел прекрасно приготовленный Тимси бекон с яйцами и тосты с маслом, его разум буквально трясся от нетерпения, чтобы начать разгадывать эту головоломку.
***
Драко целенаправленно шел по коридорам Св. Мунго к палате отделения Ликвидации заклятий. Поначалу никто не смотрел ему в глаза — персонал смотрел под ноги, сочетая неприязнь к нему из-за того, кем он был, и глубокое подозрение из-за того, чем он зарабатывал на жизнь. Большинство магов знали, что легилименция требует зрительного контакта. Почему они думали, что Драко будет читать скучные мысли, которые были так явно враждебны по отношению к ему без всякой причины, он понятия не имел.
Чем ближе он подходил к месту назначения, тем дружелюбнее — или, по крайней мере, менее враждебным — становился персонал. Волшебники из отделения Ликвидации Заклятий и Последствий Темной Магии были наиболее знакомы с ним и сами убедились в степени его мастерства. Это был глоток свежего воздуха — находиться среди людей, которые, по крайней мере, верили, что он не причинит им вреда. Он надеялся, что это не изменится, когда он достигнет палаты Поттера.
Он был одет безупречно, как всегда (за исключением сегодняшнего утра). Он выбрал свой маггловский угольно-черный смокинг-тройку с бледно-голубой рубашкой и жилетом, потому что он был нейтральным, хотя он и не выглядел так эффектно, как кобальтово-синий костюм или ярко-зеленая мантия. Конечно, он не мог одеться во все черное, это могло бы показаться зловещим, верблюжий был слишком расслабленным, а бордовый казался почтительным в комнате, полной гриффиндорцев. И что, что он провел большую часть своего времени этим утром, слишком много размышляя о выборе одежды? Драко должен был выглядеть как можно лучше, должен был показать миру (своим бывшим врагам), что он уверенный, компетентный (невероятно красивый) Целитель, еще до того, как он даже заговорил. Его гладкие волосы были искусно убраны с лица, а не зачесаны назад жестко, как в школе. Он послал извиняющуюся мысль Тимси, который должен был убрать беспорядок из дорогой одежды, разбросанной по его комнате. Драко собирался зайти в их любимую пекарню по дороге домой за пахлавой, которую любил Тимси, чтобы наверстать упущенное.
Он остановился у двери в комнату Поттера, собрался, разгладил несуществующие складки на пиджаке и поправил светящуюся булавку с эмблемой Целителя на лацкане — скрещенные палочка и кость мерцали своим чарами власти. Если бы он не был на публике, он бы энергично стряхнул напряжение со своих конечностей, но сейчас он довольствовался лишь глубоким дыханием. Он ощущал, что у него немного вспотели подмышки и поясница, и это его раздражало. Разумеется, этого не было заметно, пиджак практически тонул в его собственных хорошо отработанных непроницаемых и регулирующих температуру чарах, но он все равно наложил на себя освежающее заклинание, как только заметил густые каштановые волосы за углом.