А теперь, — начал Гарри, чувствуя тошноту и задыхаясь, — пройдемте заберем пророчество и найдем его.
******
Драко медленно просыпался, сознание возвращалось к нему небольшими частями. Он почувствовал что-то холодное и твердое под собой, запах старого камня и ингредиентов для зелий, затем жесткую болезненность каждого мускула в его теле. А потом он вспомнил последнее, что происходило — неописуемая боль его уз, голос Люциуса над ним…
Его глаза резко открылись, и он увидел камень пола напротив лица, полумрак большой комнаты без окон, которую он не узнавал. Затем он увидел решетку из холодного твердого железа, отделяющую его от остальной комнаты. Паника охватила его, когда он сел и зашипел от волны тошноты и головокружения, прокатившихся по нему. Его мускулы не двигались так, как должны были — он чувствовал себя тяжелым, вялым, как будто его телу требовалось слишком много времени, чтобы угнаться за мозгом.
Это ненормально, осознал он.
Он решил не двигаться, решив сначала полностью осмотреться вокруг. Он не увидел дверного проема среди прутьев — значит, он магически заперт. Он медленно повернулся — остальная часть этой маленькой камеры была более холодными серыми каменными стенами.
Именно тогда он заметил маленькую темную фигуру в темном углу.
В оцепенении Драко заставил себя изучить эту фигуру и рассмотреть ее детали, хотя от этого у него закружилась голова. Он увидел пару поднятых вверх коленей в джинсах, пару тонких рук, плотно обхватывающих их, пару настороженных темных глаз, сияющих на него из тени. Драко проверил горло, слегка кашляя. Ему нужно было говорить.
— Привет, — попытался он, вышло путано, но, по крайней мере, получилось. Фигура долго не отвечала.
— Он дал тебе зелье, — наконец ответил робкий молодой голос, что-то зашевелилось в мозгу Драко, и Драко хмыкнул в знак согласия.
— Похоже на него, — пробормотал он, хмурясь. — Ты в порядке?
Вопрос был проигнорирован. Фигура просто продолжала наблюдать за ним, что Драко считал справедливым. Ответ был очевиден, ради Мерлина, они сидели в камере.
— Я не причиню тебе вреда, — невнятно пробормотал Драко. — Обещаю.
Фигура продолжала смотреть, и Драко нашел время, чтобы медленно провести инвентаризацию. Он не чувствовал ни ран, ни синяков — только скованность, болезненную тяжесть в мышцах, тупую боль в районе торса и сбивающую с толку, дезориентирующую бессвязность в голове.
— Он мне тоже так говорил, — снова прозвучал робкий голос.
— Держу пари, говорил, — усмехнулся Драко, чувствуя себя чрезвычайно пьяным и ужасно грустным по отношению к этому маленькому, скорее всего, человеку. — Он очень любит лгать.
— Ты его знаешь? — Фигура подняла голову на дюйм.
— К несчастью.
Опять тишина. Драко решил, что больше не сможет удерживать собственное тело — ему придется прислониться к стене. Проклятие.
Однако, когда Драко попытался двинуться с места, крошечная фигурка резко вздрогнула, от чего у Драко заболело сердце.
— Я не вру, — сказал он. — Я не причиню тебе вреда. Я двигаюсь к стене.
Темные глаза осторожно наблюдали за ним, пока он медленно волочился по полу, чувствуя себя флоббер-червем. К тому времени, когда он, наконец, прислонился к стене, он полностью запыхался, держась за голову из-за волны тошноты. Это напомнило ему о Гарри, о Гарри в магловском пабе, с палочкой, направленной ему в голову…
Его новое положение значительно сблизило его с сокамерником, и они долго сидели, молча изучая друг друга.
— Как тебя зовут? — Драко попытался, ненавидя то, как слова сливались воедино, когда вылетали изо рта. Его сокамерник на мгновение поколебался, глядя на него темными блестящими глазами, прежде чем ответить.
— Боран.
Драко сказал бы, что это был ребенок, теперь, когда имя пронеслось в его голове, что-то знакомое…
— Гроза, — пробормотал Драко, турецкое слово пришло на ум из его собственных воспоминаний о том, как он попал под проливной дождь под темным небом в Стамбуле, когда тяжелая июльская влажность, наконец, разразилась дождем и пропитала его. Он мягко ухмыльнулся, когда фигура еще больше подняла голову, слегка кивнув, глаза были слишком взрослыми для такого молодого лица — Боран, маленький мальчик, не намного старше Камилы, с золотой кожей, волнистыми каштановыми волосами и слишком острыми глазами, мальчик, который слишком много повидал.
— Меня зовут Драко, — сказал он, и мальчик задумчиво наблюдал за ним, а затем тихо ответил:
— Дракон.
Драко мягко улыбнулся, как можно медленнее кивнул, указывая пальцем вверх.
— Созвездие, — добавил он, и Боран согласно кивнул, немного довольный.
Теперь Драко вспомнил, что этот ребенок был заключен вместе с ним камере из-за его отца. Его улыбка сникла.
— Где он? — спросил Драко печально из-за потери слегка довольного лица Борана, когда оно вернулось к своей прежней осторожности. Боран пожал плечами.
— Где мы? — добавил Драко, Боран в очередной раз пожал плечами. Драко замолчал, напряженно размышляя, глядя на ребенка.
— Как долго ты здесь?
Когда Боран снова пожал плечами, сердце Драко сжалось от сочувствия, возмущение из-за беспомощного ребенка, сидящего тут, росло глубоко внутри него, но Боран заговорил, прежде чем оно могло вырваться из него.
— Почему ты здесь?
— Гм, — промычал Драко, подумав и сдерживая гнев, не желая быть угрозой для этого ребенка. — Думаю, из-за пророчества.
Боран резко вдохнул, его голова резко вскинулась, глаза расширились от страха.
— Мне очень жаль, — быстро сказал он, — я не хотел!
Части соединились в единое целое. Теперь Драко узнал его голос, хотя он отличался от того, что он впервые услышал в пророчестве — сейчас он был яснее, живее.
— Ты не сделал ничего плохого, — невнятно пробормотал Драко. — Что случилось? Ты провидец, и он тебя за это здесь заключил?
Мальчик кивнул, все еще опасаясь возможной негативной реакции. Драко грустно вздохнул. Ребенок… но Люциуса это никогда не останавливало.
— Извини за то, что с тобой случилось, Боран, — пробормотал он. — Я знаю, что ты не можешь это контролировать. Не волнуйся, ладно? Люциус совершил большую ошибку, выбрав нас. Мы выберемся отсюда.
— Похоже, ты совершенно уверен в себе, Драко, — протянул Люциус позади него, заставив их обоих вздрогнуть. Боран еще глубже запрятался в угол, снова обняв колени. Драко повернул голову, глядя на расплывчатую фигуру, стоящую за решеткой.
— Здарова, отец, — сказал Драко, медленно отодвигаясь от стены, вставая между мальчиком-Провидцем и худшим из людей, которых он знал. Он услышал позади себя тихий вздох Борана. — Как я погляжу, ты был занят.
— Вполне, — неопределенно ответил Люциус. Он повернулся, подошел к длинной скамейке в стороне от комнаты и взял с полки небольшой стеклянный флакон. Он был пуст.
— Невыразимцы разрабатывали это маленькое зелье годами, — размышлял Люциус, возвращаясь к камере и держа пузырек двумя бледными пальцами. — С моей стороны, Отдел Тайн был хорошей инвестицией. Такой тихий, так легко его недооценивать.
Драко узнал в его тоне тот тон, который он использовал, когда собирался некоторое время болтать о своем собственном превосходстве. Когда Драко был молод, Люциус присыпал эти лекции фразами вроде: Когда-нибудь это станет твоей ношей, Драко или вот почему тебе не нужно беспокоиться о Гарри Поттере — независимо от того, насколько его лелеют, его кровь будет всегда такой же грязной, как у его матери.
— Все эти годы тщательно вложенных средств, активов, знаний — они не смогли бы выжить без меня весь тот срок, к которому меня приговорили к заключению в Азкабане. Это было трогательно, годы работы, которые они вложили, чтобы молча вернуть меня в свои ряды, освободить меня из Азкабана, замести свои следы.
Драко храбро удержал себя от того, чтобы закатить глаза, но это было лишь вопросом времени.