Мы продолжали держать курс на запад вдоль южного берега и наконец обнаружили на западе весьма живописный мыс, который капитан назвал Дигс[47]. На другой стороне к востоку от него возвышался еще один мыс, названный капитаном Вулстенхолм.
Мы послали на Дигс лодку. Она причалила к юго-восточному очень высокому краю мыса. Матросы с большим трудом поднялись на самую высокую его часть, где увидели на относительно ровной местности стадо оленей (16 голов), но не сумели подойти к нему на расстояние мушкетного выстрела.
Переходя с места на место, они заметили на западе холм, более высокий, чем остальные. Тут водилось много дичи, и наши люди нашли также самую необходимую им траву, которую не видели, с тех пор как покинули Англию. Здесь в изобилии росли щавель и противоцинготная трава. Они обнаружили также хижины туземцев, похожие на стога сена, в которых хранился большой запас подвешенных за шеи птиц. Матросы захватили с собой много птиц и, спустившись вниз по склону долины, уложили их в лодку.
Тем временем капитан Гудзон провел судно между мысами и дал несколько залпов из пушек: сигнал лодке к возвращению, так как спускался туман. Команда пыталась уговорить капитана задержаться здесь на некоторое время, чтобы запастись щавелем и дичью, но он не согласился и пошел дальше на юг.
Берег теперь отклонялся к востоку, и мы потеряли его из виду. Пройдя 25–30 лиг, мы оказались на мелководье у изрезанного скалистого берега и прошли через эти воды на юг при шторме.
Много суток спустя мы вошли в устье залива[48] глубиной шесть-семь саженей, а оттуда поплыли на север, пока не стали на якорь у острова, где взяли на борт воду и балласт.
Мы продолжали держать курс на север, но примерно через два-три дня начались споры по поводу того, стоило ли заходить в упомянутый залив. Тут капитан воспользовался случаем рассчитаться за старое. О том, что произошло дальше, написал математик Томас Вудхауз, состоявший в нашей команде.
«10 сентября 1610 года после обеда капитан созвал всю команду, чтобы люди были и слушателями и свидетелями. Это было сделано по требованию его помощника Роберта Джуэта, настаивавшего, чтобы капитан извинился за оскорбления и клевету, допущенные (как он считал) по отношению к нему.
После того как капитан выслушал все, что говорил в свою пользу Джуэт, высказались и остальные члены команды. Они сообщили о таком множестве нарушений дисциплины, бунтарских речей и действий Джуэта против капитана, что терпеть их дальше было бы опасно. Сейчас настало самое подходящее время наказать Джуэта и пресечь его новые бунтарские поступки. Во-первых, наш трубач Беннет Мэтью бросил в лицо Джуэту следующее обвинение: когда мы впервые увидели Исландию, тот сказал, что, по его мнению, финалом плавания будет всеобщая потасовка со смертельным исходом для некоторых.
Во-вторых, когда мы отходили от Исландии, Джуэт при всей команде грозился повернуть судно домой, но тогда его сумел урезонить капитан, надеявшийся, что тот изменит свое поведение.
В-третьих, наш плотник Филипп Стаф и Арнольд Лэдлоу в присутствии Джуэта поклялись на святой Библии, что тот потребовал от них держать под рукой в своих каютах заряженные порохом мушкеты, а также шпаги, заверяя, что мушкеты потребуется зарядить пулями еще до конца плавания.
В-четвертых, когда мы были вынуждены дрейфовать во льдах, испытывая их мощный натиск, Джуэт не раз произносил речи, призывавшие к мятежу, сеял уныние и распространял клевету, и этим настроениям легко поддавались более робкие моряки. Если бы капитан вовремя не помешал ему, Джуэт легко мог бы сорвать плавание. Теперь же, когда мы так далеко зашли в глубь залива, который капитан по причинам, ему одному известным, хотел разведать, речи Джуэта могут вызвать у команды панический страх.
За эту низкую клевету на капитана и другие проступки Джуэт был смещен, и помощником капитана вместо него назначен Роберт Байлот, доказавший, что он честно блюдет интересы экспедиции.
Капитан также пообещал, что, если нарушители дисциплины впредь будут вести себя честно, он станет печься об их благе и забудет их проступки».
В Михайлов день (11 октября) мы, минуя ряд островов, пошли далее на север и попали на мелководье. Погода испортилась, и поднялся туман, и мы, бросив якорь в том месте, где глубина достигала шести-семи саженей, простояли там восемь дней. За все это время не было ни одного часа, когда мы могли бы сняться с якоря. Затем ветер прекратился, и, хотя волнение по-прежнему оставалось сильным, капитан велел поднять якорь, не посчитавшись с мнением тех, кто знал, что за этим последует. И когда якорь был вверху, нахлынула очень сильная волна, отбросившая матросов от кабестана, причем нескольких ушибло. Так мы потеряли якорь, но зато сохранили большую часть троса, так как плотник держал топор наготове, чтобы перерубить его, если возникнет необходимость.
47
Мыс Дигс, по-видимому, оконечность восточного, более высокого острова из группы маленьких островов Дигс, расположенных у входа в Гудзонов залив, близ берега полуострова Унгава (северо-западный выступ Лабрадора.). —